В июне 1921 года Макс Гельц, поднявший за несколько месяцев до того восстание в Средней Германии, был приговорен в Берлине к пожизненному заключению за измену Родине и убийство помещика (которого он, судя по всему, не совершал). Приговор был с негодованием встречен мировой коммунистической общественностью.
В августе 1922 года руководители партии эсеров, в т.ч. Е.М.Тимофеев, были приговорены в Москве к смертной казни (замененной на следующий день условным, т.е. поставленным в зависимость от действий оставшихся на свободе эсеров, пожизненным заключением) за сотрудничество в партии, поставившей своей целью "вооруженное свержение Рабоче-Крестьянской власти в России". Приговор был с негодованием встречен мировой социалистической общественностью.
В 1994 году С.А.Красильников в статье "Евгений Тимофеев и Макс Гельц: несостоявшийся обмен политзаключенными в 20-е годы" 1 опубликовал ряд документов из Архива Политбюро, относящихся к этому сюжету. Ниже они републикуются и дополняются документами из Архива Коминтерна, которые позволяют предположить, как возникла сама идея обмена и почему она была затем отвергнута.
25 августа один из лидеров КПГ Вильгельм Пик отправил находящемуся в Москве Гуго Эберлейну письмо, в котором, в частности, говорилось:
... Для Макса Гельца мы добились того, что его переведут из мюнстерской тюрьмы в саксонскую, вероятно, в Вальдхайм под Хемницем. Явится ли это улучшением для Гельца - большой вопрос, но по крайней мере Вальдхайм расположен в Саксонии, где рабочие очень хорошо знают Гельца. Конечно, транспортировка будет совершенно секретной, даже адвокату не будет позволено сопровождать Гельца. Вероятно, опасаются попыток бегства. Как будто они в Вальдхайме невозможны. Было бы очень хорошо, если бы как можно скорее была бы улажена возможность официального обмена заключенными, которая однажды уже обсуждалась в связи с Гельцем и немецким офицером. Возможно, ты сам мог бы что-то сделать в этом направлении".2
3 сентября Карл Радек проинформировал Исполком Коминтерна о тяжелом моральном состоянии Гельца в Мюнстере: Гельц обвиняет руководство КПГ в том, что товарищи-коммунисты предпочитают видеть его в тюрьме, а не на свободе и не ударяют ради него и пальцем о палец. Гельц желает, чтобы Исполком предоставил в распоряжение его адвокатов средства для расследования дела и требует сразу 300000 рейхсмарок.3. Кроме того выяснилось, что Гельца перевели из Мюнстера не в Вальдхайм, а в Бреслау, в связи с чем тот объявил голодовку. Вероятно, известие об этом побудило Г.Е.Зиновьева к немедленным действиям. 07.09.1922 он отправляет письма в Политбюро и НКИД: 4.
и одновременно информирует Берлин 5:
Сама формулировка появляется в протоколе заседания Политбюро неделей позже (14.09.1922):
Принято предложение Зиновьева поручить Крестинскому и Чичерину полуофициально нажать на германское правительство в целях освобождения из тюрьмы и отправки в Россию коммуниста Макса Гельца.6
Тем временем Пик отправляет в Москву следующее письмо (от 08.09.1922):
От руководства окружного комитета Эрцгебирге-Фогтланд нам передан нижеследующий запрос в Коминтерн от целого ряда собраний:
В исполком Коминтерна, Москва, тов. Зиновьеву лично в руки.
Тысячи рабочих промышленного района Фогтланд призывают Исполком Коминтерна обратиться к советскому правительству и попросить предложить немецкому правительству освободить Макса Гельца путем обмена на приговоренных к смерти социалистов-революционеров.
Мы вам раньше уже сообщали о таком предложении, с которым немецкое правительство вероятно считаться не будет, так как оно совершенно не заинтересовано в обмене социалистов-революционеров. Но 2 и 2½ Интернационалы попадут под известное давление, так как будут вынуждены использовать свое влияние на немецкое правительство - ведь в нем сидят социалисты, а в будущем и независимые социалисты - чтобы то спасло эсеров от "смертельной опасности", освободив Макса Гельца. Раз без нашего участия, да собственно и вопреки нашему желанию на народных собраниях в Эрцгебирге-Фогтланде принят такой запрос, Вам все равно придется высказаться по этому поводу, чтобы не создалось впечатление, что русское правительство не готово считаться с запросами части немецких рабочих.7Тысячи рабочих промышленного района Фогтланд призывают Исполком Коминтерна обратиться к советскому правительству и попросить предложить немецкому правительству освободить Макса Гельца путем обмена на приговоренных к смерти социалистов-революционеров.
Очевидно, Пик еще не знает о предпринятых Зиновьевым шагах и пытается усилить давление. В этой связи упоминание, что запрос был принят "вопреки желанию" центра, возможно, лишь маневр. Пик, похоже, исходит из возможности обмена "одного на многих". Советская сторона, однако, рассматривает вопрос обмена "одного на одного". Тимофеев был выбран из числа остальных эсеров, так как на западе распространялись слухи о его самоубийстве 8.
Из протокола заседания Политбюро от 21.09.1922:
Принято решение поручить русским делегатам в Коминтерне предложить через германскую коммунистическую партию немецкой социал-демократической партии обменять Макса Гельца ввиду ужасного положения, в котором он находится, на Тимофеева.9
Исполком Коминтерна принимает в тот же день соответствующее постановление 10:
И - загадочным образом - на этом все заканчивается. С.А.Красильников пишет: Причину срыва переговоров об обмене установить пока не удалось. Возможно, проявилось нежелание официальных немецких властей пойти на уступки в отношении Гельца, которому судом инкриминировались уголовные деяния. Однако нельзя исключать и того, что идея могла быть изначально отвергнута самим Е. Тимофеевым по этическим соображениям.11. Существует однако третья и - если судить по документам - наиболее вероятная причина.
14 сентября 1921, т.е. фактически параллельно с первым решением Политбюро, некто "товарищ Карл" отправил в Москву нижеследующий отчет:
Доклад о Гельце.
Получив из тюрьмы записку Макса Гельца, адресованную Иcполкому и представителям советского правительства в Берлине, а также отчет о Гельце адвоката Гельца Хегевиха12, я попытался по совету товарищей Луизы и Т. лично поговорить с Гельцем в тюрьме. В сопровождении Хегевиха я отправился в Бреслау и благодаря посредничеству одного местного товарища сумел проникнуть в тюрьму. Мое мнение о Гельце и Хегевихе, если говорить кратко, таково: Гельц и Хегевих устроили совершенно отвратительный театр, все обвинения в адрес руководства партии и Исполкома не обоснованы.По пути в Бреслау я имел возможность несколько часов поговорить с Хегевихом, и у меня сложилось впечатление, что Хегевих – главный виновник того, что Гельц сегодня не вполне нормален. Хегевих показал мне несколько частных писем, которые написал ему Гельц и в которых последний срывает злобу на руководство партии и Исполком в совершенно неслыханных выражениях. К примеру, Гельц пишет, что руководство партии намеренно хочет сгноить его в тюрьме, т.к. оно боится, что Гельц может создать им проблемы. Хегевих добавил, что по их с Гельцем мнению, руководство партии боится, того, что Гельц их скинет. В другом письме Гельц пишет: "Я отказываюсь от почетного членства в Московском Совете, если он ничего не делает для меня" . Сам Хегевих, дегенеративный истероид, уверяет Гельца в правильности его мнения и рассказывает самую идиотскую чушь о партии. По мнению Хегевиха, Гельц – величайший революционер, когда-либо рождавшийся в Германии, о чем Хегевих также стремится сказать при любой возможности. Даже в разговоре с товарищем Л. Хегевих сказал: "Что станет с немецкой революцией, если Гельц не на свободе, да и можно ли представить себе революционное движение без Гельца?" Хегевих воскуряет Гельцу фимиам самым мерзостно-сентиментальным образом. К примеру, он обращается к Гельцу: "О ты, закованный в цепи лев!" или "О ты, надежда немецкой революции!" и пр. Когда Хегевих заходит к нему, они бросаются друг другу в объятия, плачут и ведут маниакальные беседы. Хегевих также написал серию статей, некоторые из которых, к сожалению, опубликованы в партийной прессе. Часть этих статей мерзостно-сентиментальна.
После моих разговоров с Хегевихом у меня сложилось впечатление, что Хегевих – довольно сомнительный коммунист. К примеру, он выразился так: "Мы с Максом Гельцем уже давно задумываемся, не покинуть ли нам партию, которая для нас пальцем о палец не ударила".
Сам Гельц весьма опустился физически и морально еще в Мюнстере. Он также очень плохо вел себя по отношению к другим заключенным. Заключенные в Мюнстера жаловались партии на Гельца, мол, он в общении с ними резок и высокомерен, он даже плевал им в еду. Он сам изолировал себя в тюрьме от других заключенных. Разумеется, и эта изоляция способствовала тому, что у него началась мания величия.
Когда после перевода Гельца из Мюнстера в Бреслау Хегевих прибыл в Берлин и сообщил, что Гельц снова хочет начать голодовку, товарищи Л. и Т. попросили адвоката, чтобы тот немедленно отправил Гельцу телеграмму о прекращении голодовки. Того же потребовало и руководство партии. Тогда Хегевих отправил Гельцу такую телеграмму: "Представитель советовал немедленно закончить голодовку". После ее получения Гельц снова начал есть. Он начал голодовку в четверг и прекратил ее в пятницу.
В тюрьме Бреслау я больше часа разговаривал с лечащим врачом Гельца, который описал его состояние так: Гельца направили к ним без их ведома со словами, что это временная мера. Он находится в простой (не каторжной) тюрьме и помещен в лазарет для выяснения его физического и психического состояния. Через неделю-две Гельца переведут в другую тюрьму. Голодовку он прекратил на второй день.
Я установил, что с Гельцем обращаются не хуже, чем с другими заключенными. Даже сам Хегевих сказал: "Гельц преувеличивает".
В понедельник в Бреслау состоялось открытое собрание, речь на котором должна была идти о Гельце и классовом характере юстиции. Я информировал местное руководство с тем, чтобы они воспрепятствовали Хегевиху снова тянуть одеяло на себя. Ударение должно делаться на классовый характер юстиции, а демонстранты должны требовать освобождения всех политзаключенных. Резолюция, вынесенная на собрании, была составлена в том же духе. Отчет о собрании в местной газете прилагаю.
В данном вопросе, по моему мнению, надо действовать так: Хегевих как адвокат должен быть уволен. К Гельцу следует послать другого адвоката, который займется его делом. Если Гельц будет протестовать, его надо энергично поставить на место. Является ли возобновление процесса политически оправданным должны решать не Гельц с Хегевихом, а партия. Кроме того статьи, которые Хегевих шлет в газеты и которые действительно могут опозорить партию, не должны больше печататься.
С коммунистическим приветом, Карл.13
Очевидно, что этот доклад мог в корне изменить восприятие ситуации с Гельцем в Коминтерне. Возникает, однако, новый вопрос: кто такой "товарищ Карл"? Ответ на него вроде бы дан карандашом на самом докладе: Радек.
Однако, информации о поездке Радека в Берлин в сентябре 1922 г. мне найти не удалось. 14 сентября Радека действительно не было на заседании Политбюро, тем не менее он фигурирует в списке участников заседаний от 7 и 21 сентября, а также в списке участников заседаний Исполкома Коминтерна от 10 и 18 сентября14. Успеть в 1922 году за неделю добраться до Берлина, затем до Бреслау и вернуться назад в Москву, вероятно можно, но необходимость столь реактивных перемещений не вполне ясна. Кроме того, авторство доклада плохо согласуется с участием Радека в заседании Исполкома Коминтерна от 21 сентября, на котором было принято решение "обратиться к С.Д.Германии и настоять на обмене".
Но если "товарищем Карлом" был не Радек, то некто не менее влиятельный, потому что уже 18 сентября Пик пишет в Москву, совершенно забыв об истории с обменом:
Относительно дела Гельца, которое больше дело Хегевиша, вы уже получили доклад товарища Карла. Хотя в отдельных деталях он довольно резок, мы согласны с товарищем Карлом в том, что мы должны как можно скорее сменить Гельцу адвоката. Сначала мы будем настаивать на том, что о Гельце наряду с Хегевишем будет постоянно заботиться еще один адвокат. Если мы сразу отодвинем Хегевиша в сторону, то он и Гельц вместе с ним попытаются заставить рабочих поверить в то, что мы хотим обокрасть Гельца, убрав подлинного защитника его интересов. Не считая действительно тяжелого положения Гельца, в остальном не следует относиться к воплям Хегевиша чересчур трагично. Мы с ним разберемся.15
Резонно предположить, что доклад "товарища Карла" был получен в Москве практически одновременно с принятием постановлений Политбюро и Исполкома Коминтерна 21 сентября и стал причиной того, что никаких дальнейших шагов в отношении обмена так и не было предпринято.
1 - "Гуманитарные науки в Сибири", 1994, №2.
2 - РГАСПИ Ф.495. Оп.293. Д.24. Архив Коминтерна. Выделение в тексте мое. Перевод с немецкого здесь и далее мой.
3 - У.Пленер (изд.) "Max Hoelz: »Ich grüße und küsse Dich – Rot Front!«", 2005, стр.45
4 - РГАСПИ. Ф.17. Оп.3. Д.312. Сайт "Документы советской эпохи". Первопубликация в С.А.Красильников, указ.соч.
5 - РГАСПИ Ф.495. Оп.18. Д.127. Архив Коминтерна.
6 - РГАСПИ. Ф.17. Оп.3. Д.312. Сайт "Документы советской эпохи".
7 - РГАСПИ Ф.495. Оп.293. Д.24. Архив Коминтерна. Письмо, судя по штемпелю, пришло в Москву 16.09.1922.
8 - С.А.Красильников, указ.соч.
9 - РГАСПИ. Ф.17. Оп.3. Д.313. Сайт "Документы советской эпохи".
10 - РГАСПИ Ф.495. Оп.2. Д.9. Архив Коминтерна.
11 - С.А.Красильников, указ.соч.
12 - правильно: Эрнст Хегевиш (1881-1963)
13 - РГАСПИ Ф.495. Оп.23. Д.14. Архив Коминтерна.
14 - РГАСПИ. Ф.17. Оп.3. Д.311, 312, 313; РГАСПИ Ф.495. Оп.2. Д.9.
15 - РГАСПИ Ф.495. Оп.293. Д.24. Архив Коминтерна. Письмо, судя по штемпелю, пришло в Москву 20.09.1922.