Впрочем, Дедио посещал Париж и до лета 1942 г. В частности, об этом после войны вспоминал И.В.Завадский-Краснопольский23:
12.12.1940 я был арестован в Париже 6-ым Отделом Главного Управления Государственной Безопасности (РСХА) из-за моих связей с французским генеральным штабом.
Расследование моего дела вел тогдашний "штурмбанфюрер" Иозеф Дедио, который в то время был в парижском Гестапо. Весной 1941 года он подписал мое освобождение из-под ареста, был однако, одновременно переведен в другое место. Я оставался тем не менее в заключении.24
Из Парижа Дедио ненадолго вернулся в Прагу, чтобы в конце 1942 года окончательно перебраться в Берлин. Расследование моего дела вел тогдашний "штурмбанфюрер" Иозеф Дедио, который в то время был в парижском Гестапо. Весной 1941 года он подписал мое освобождение из-под ареста, был однако, одновременно переведен в другое место. Я оставался тем не менее в заключении.24
Последний отрывок из воспоминаний Н.Е.Андреева:
Дедио опять уехал, а вернувшись, опять вошел в русские дела: освобождал людей, присутствовал на этом Дне непримиримости с коммунизмом, или Акте верности нацизму, уж не знаю, как это назвать, и опять у нас через некоторое время был урок. Он сказал: "Ваши приятели НТС-овцы освобождены. Их даже не стоило арестовывать, напрасно их так долго держали в тюрьме. Но часть их уехала теперь в Германию на работы, часть осталась в Праге, Коля Бевод и, по-моему, Горачек25. Мы фанатики германской идеи,- сказал он,- а они фанатики русской идеи, все мы не любим коммунистов, поэтому мы не должны сажать друг друга в тюрьмы". Тут же, забегая вперед, скажу, что это была его точка зрения, а не точка зрения его начальства, потому что потом вожди НТС опять были посажены и некоторые погибли в германских концлагерях. Дедио не хотел войны с Россией и все время до столкновения с Советским Союзом любил цитировать Бисмарка: "В Россию очень легко войти, но трудно выйти". Он утверждал, что Советский Союз не начнет войну с Германией. Когда 22 июня война была начата, он сказал: "Это другое дело, это наша инициатива, не их". И было явно, что он сильно сомневается в правильности "нашей" инициативы. Я спросил его как-то, что он будет делать после войны, и он сказал: "Я надеюсь заняться книжным делом". Он когда-то имел книжное дело в Берлине, до того как стал членом партии и был взят в гестапо. - "Почему книжным делом, Вы, вероятно, после войны будете занимать высокий пост".- "Но моя профессия сейчас немножко грубая , не правда ли?" Мне понравилась формулировка, но я не сказал ничего ни за, ни против, не следовало углубляться в эти темы с человеком, который в любую минуту мог Вас арестовать. Судя по перерывам в уроках, Дедио, довольно часто вызывали в Берлин или в какие-то другие центры, может быть, даже на Восток, но никогда больше он не был в таком радостном настроении, в каком вернулся из Парижа. В начале нашего знакомства он однажды сказал: "Империи нельзя строить быстро,- и добавил,- вот мы взяли протекторат, но это еще не значит, что дело кончено ". По-видимому, под словом "дело" он подразумевал организацию жизни и процесс онемечивания населения. Вероятно, с расширением военных действий и введением в Третий Рейх огромных пространств не только Европы, но и России, Дедио должен был сознавать, какая бездна проблем наступает со всех сторон на немецких деятелей, а между тем, как он несколько раз говорил, армия поглотила много грамотных людей и чиновниками часто работают не очень грамотные. Он, видимо, подразумевал своих помощников. Раз даже сказал: "Знаете, я был бы рад, если б мои помощники знали немецкую грамматику, как Вы". Он не был склонен к иронии, так что я думаю, это и правда было его мнение.
В начале 1942 г. я получил письмо от матери через русских, служивших у немцев переводчиками... отец был очень болен и хотел со мной увидеться, предполагалось, что он уже не встанет. У него оказался рак пищевода. Я задал этот вопрос на одном из уроков с Дедио: возможна ли поездка туда? Он очень серьезно выслушал и сказал, что со стороны протекторатных властей он мог бы обеспечить согласие на мою поездку, но, сказал он,- " Влияние наше кончается тут же, в протекторате, потому что все восточные пространства подчинены или верховному военному командованию, которое нас не слушает, или же министерству оккупированных территорий, т.е. восточному министерству Розенберга, которое нас тоже не слушает". Я действительно пытался устроить поездку, сунулся туда-сюда, но в Праге никто ничего не знал. Я написал знакомым в Берлин, Р.Н.Редлих26 был очень заинтересован в моей поездке, хотел послать в Прибалтику собственного свидетеля, но это не увенчалось успехом. Через 2 недели, на следующем уроке, Дедио спросил, в каком положении дела и, узнав, что Берлин не отвечает, сказал: "Не надо Вам ехать, потому что произвол местных властей на территориях к востоку от немецкой границы невероятный. Они могут вас 10 раз арестовать и даже расстрелять, прежде чем узнают, кто Вы". Позднее, когда я уже имел дело с советскими властями, я понял, что не-поездка на Восток была опять-таки подарком судьбы, иначе меня сразу подвели бы под статью: они все время искали тех, кто ездил в оккупированные районы. После Сталинградской битвы Дедио окончательно покинул Прагу и перед отъездом познакомил меня с Гайде27, который был его начальником, а после отъезда Дедио должен был ведать также русскими организациями. Он сказал: "Полезно, чтобы Гайде Вас знал в лицо". Меня это очень удивило, но, видимо, Дедио ожидал всякого со стороны немецких властей. Аудиенция была дана в самом гестапо, куда я пошел с великим страхом и отвращением, длилась она всего 2-3 минуты, но Гайде действительно меня запомнил, и с тех пор мы салютовали общепринятым поднятием правой руки при встречах. Встречались мы иногда в парикмахерской Васильева, которая была, как я уже упоминал, в доме "Палас-отеля", через улицу от гестапо. Там было много приезжих из Рейха. Я, например, имел честь созерцать там Алехина, шахматного чемпиона Европы, два раза видел, как его брили со всеми почестями, и оба раза он был страшно пьян. Васильев заметил, что я салютую по-арийски какому-то немцу, который всегда приходил в штатском, с напомаженными волосами, тщательно выбритый, а там еще брился или ему делали маникюр - чем отвратительнее профессия, тем больше забот об эстетике. Я сказал Васильеву, что это начальник второго, русского отдела гестапо, он был очень благодарен и потом старался пропустить его сразу, было такое резервное кресло за занавеской, за которым обычно работал сам Васильев.
Посещение гестапо меня ужаснуло. Это был бывший банковский дом с длиннейшими коридорами, и всюду комнатки, комнатки, комнатки, где раньше сидели банковские чиновники, а теперь следователи. В конце коридоров стояли часовые, но не везде. У входа был большой приемный зал, несколько столов, за ними сидели бульдогообразные полицейские или эсэсовцы. Я пришел, сказал, что меня ждет господин такой-то в такой-то комнате. Он сейчас позвонил по телефону, там подтвердили, и мне выписали пропуск. Там было написано, когда я вошел, в какую комнату, и точное время. Потом на выходе они опять поставили время, чтобы я по дороге не мог зайти в другие помещения этого почтенного учреждения. Когда я пришел, коридоры были пустынны, когда шел обратно, в коридорах опять ничего не было, и вообще в здании ничего не было слышно. Канцелярия Гайде была небольшая - его стол, секретарша и еще какой-то человек, тоже в военной форме. Дедио встретил меня на пороге, сразу подвел к Гайде и сказал: "Это херр доктор Андреев из Кондаковского Института, я хотел Вам его представить". Тот сказал: "Я Вас знаю, много слышал от херра Дедио о Вас и о Вашем Институте. Хайль Гитлер". - "Хайль Гитлер". На этом аудиенция кончилась. Секретарша мне улыбнулась, а Дедио провел меня до конца коридора. После этого у нас был еще прощальный урок, причем надо заметить, что он перестал ходить в рестораны. Если вначале он ходил часто, потом все меньше, то теперь совсем перестал ходить. Может быть, он был уже слишком известен или считал это небезопасным, может быть, его коробил вид уже потрепанной войной толпы и ограниченный минимум. Все было не так, как в 1939 году, когда какой-нибудь рядовой солдат уплетал кофе со сливками и перед ним на тарелке лежало 10 пирожных. Теперь ничего подобного не было. Я зашел к нему в последний раз, и он очень мило сказал: "Я Вам очень благодарен за Вашу помощь по русскому языку. Если я вернусь в Прагу, то дам Вам знать, но боюсь, что не вернусь, слишком много работы в центре", вероятно, он имел в виду Берлин. Мы сыграли в шахматы, я традиционно проиграл, ему нравилось выигрывать, затем он мне сказал: "Позвольте Вам посоветовать и в будущем быть только профессионалом, историком, и не входить в политику". Это было его напутствие, и я очень его оценил, потому что как раз в 1944—1945 годах у чехов появилась тенденция устраивать разные заговоры. Это было очень скользкое занятие, так что я всегда помнил о завещании Дедио.28
В начале 1942 г. я получил письмо от матери через русских, служивших у немцев переводчиками... отец был очень болен и хотел со мной увидеться, предполагалось, что он уже не встанет. У него оказался рак пищевода. Я задал этот вопрос на одном из уроков с Дедио: возможна ли поездка туда? Он очень серьезно выслушал и сказал, что со стороны протекторатных властей он мог бы обеспечить согласие на мою поездку, но, сказал он,- " Влияние наше кончается тут же, в протекторате, потому что все восточные пространства подчинены или верховному военному командованию, которое нас не слушает, или же министерству оккупированных территорий, т.е. восточному министерству Розенберга, которое нас тоже не слушает". Я действительно пытался устроить поездку, сунулся туда-сюда, но в Праге никто ничего не знал. Я написал знакомым в Берлин, Р.Н.Редлих26 был очень заинтересован в моей поездке, хотел послать в Прибалтику собственного свидетеля, но это не увенчалось успехом. Через 2 недели, на следующем уроке, Дедио спросил, в каком положении дела и, узнав, что Берлин не отвечает, сказал: "Не надо Вам ехать, потому что произвол местных властей на территориях к востоку от немецкой границы невероятный. Они могут вас 10 раз арестовать и даже расстрелять, прежде чем узнают, кто Вы". Позднее, когда я уже имел дело с советскими властями, я понял, что не-поездка на Восток была опять-таки подарком судьбы, иначе меня сразу подвели бы под статью: они все время искали тех, кто ездил в оккупированные районы. После Сталинградской битвы Дедио окончательно покинул Прагу и перед отъездом познакомил меня с Гайде27, который был его начальником, а после отъезда Дедио должен был ведать также русскими организациями. Он сказал: "Полезно, чтобы Гайде Вас знал в лицо". Меня это очень удивило, но, видимо, Дедио ожидал всякого со стороны немецких властей. Аудиенция была дана в самом гестапо, куда я пошел с великим страхом и отвращением, длилась она всего 2-3 минуты, но Гайде действительно меня запомнил, и с тех пор мы салютовали общепринятым поднятием правой руки при встречах. Встречались мы иногда в парикмахерской Васильева, которая была, как я уже упоминал, в доме "Палас-отеля", через улицу от гестапо. Там было много приезжих из Рейха. Я, например, имел честь созерцать там Алехина, шахматного чемпиона Европы, два раза видел, как его брили со всеми почестями, и оба раза он был страшно пьян. Васильев заметил, что я салютую по-арийски какому-то немцу, который всегда приходил в штатском, с напомаженными волосами, тщательно выбритый, а там еще брился или ему делали маникюр - чем отвратительнее профессия, тем больше забот об эстетике. Я сказал Васильеву, что это начальник второго, русского отдела гестапо, он был очень благодарен и потом старался пропустить его сразу, было такое резервное кресло за занавеской, за которым обычно работал сам Васильев.
Посещение гестапо меня ужаснуло. Это был бывший банковский дом с длиннейшими коридорами, и всюду комнатки, комнатки, комнатки, где раньше сидели банковские чиновники, а теперь следователи. В конце коридоров стояли часовые, но не везде. У входа был большой приемный зал, несколько столов, за ними сидели бульдогообразные полицейские или эсэсовцы. Я пришел, сказал, что меня ждет господин такой-то в такой-то комнате. Он сейчас позвонил по телефону, там подтвердили, и мне выписали пропуск. Там было написано, когда я вошел, в какую комнату, и точное время. Потом на выходе они опять поставили время, чтобы я по дороге не мог зайти в другие помещения этого почтенного учреждения. Когда я пришел, коридоры были пустынны, когда шел обратно, в коридорах опять ничего не было, и вообще в здании ничего не было слышно. Канцелярия Гайде была небольшая - его стол, секретарша и еще какой-то человек, тоже в военной форме. Дедио встретил меня на пороге, сразу подвел к Гайде и сказал: "Это херр доктор Андреев из Кондаковского Института, я хотел Вам его представить". Тот сказал: "Я Вас знаю, много слышал от херра Дедио о Вас и о Вашем Институте. Хайль Гитлер". - "Хайль Гитлер". На этом аудиенция кончилась. Секретарша мне улыбнулась, а Дедио провел меня до конца коридора. После этого у нас был еще прощальный урок, причем надо заметить, что он перестал ходить в рестораны. Если вначале он ходил часто, потом все меньше, то теперь совсем перестал ходить. Может быть, он был уже слишком известен или считал это небезопасным, может быть, его коробил вид уже потрепанной войной толпы и ограниченный минимум. Все было не так, как в 1939 году, когда какой-нибудь рядовой солдат уплетал кофе со сливками и перед ним на тарелке лежало 10 пирожных. Теперь ничего подобного не было. Я зашел к нему в последний раз, и он очень мило сказал: "Я Вам очень благодарен за Вашу помощь по русскому языку. Если я вернусь в Прагу, то дам Вам знать, но боюсь, что не вернусь, слишком много работы в центре", вероятно, он имел в виду Берлин. Мы сыграли в шахматы, я традиционно проиграл, ему нравилось выигрывать, затем он мне сказал: "Позвольте Вам посоветовать и в будущем быть только профессионалом, историком, и не входить в политику". Это было его напутствие, и я очень его оценил, потому что как раз в 1944—1945 годах у чехов появилась тенденция устраивать разные заговоры. Это было очень скользкое занятие, так что я всегда помнил о завещании Дедио.28
В.М.Байдалаков:
[В конце 1942 г.] звонит опять из Гестапо чиновник Дедио и приглашает приехать уже в центральное Гестапо на Принц Албертштрассе. Крещусь и еду. Началась встреча с нашей оценки положения на востоке. Стараюсь говорить предельно схематично. После двухчасовой дискуссии Дедио неожиданно делает предложение - руководство НТС подает через него заявление о легализации деятельности НТС германскими властями. Этой страшной перспективой я был потрясен.
Собираю спешно Исполнительное Бюро НТС. Обсуждаем предложение Дедио и решаем сформулировать и подать заявление в великодержавном стиле с непременным условием нашей легализации: официальной германской декларацией о целях войны на востоке. Составляем этот наглый документ и поручаем перевести его на немецкий милому Василию Гефтингу29. Через несколько дней вручаю Дедио заявление, крепко надеясь, что для властей 3-его Рейха оно будет совершенно неприемлемо. Мои надежды оправдались.30
Собираю спешно Исполнительное Бюро НТС. Обсуждаем предложение Дедио и решаем сформулировать и подать заявление в великодержавном стиле с непременным условием нашей легализации: официальной германской декларацией о целях войны на востоке. Составляем этот наглый документ и поручаем перевести его на немецкий милому Василию Гефтингу29. Через несколько дней вручаю Дедио заявление, крепко надеясь, что для властей 3-его Рейха оно будет совершенно неприемлемо. Мои надежды оправдались.30
В середине 1944 года вся верхушка НТС была арестована по подозрению в антинемецкой деятельности. Вот как описывает свой арест В.Д.Поремский:
Когда начались аресты руководителей НТС, я решил, что надо попробовать объяснить немцам, что это ошибка. Фактически, я ничего не терял, т.к ждал ареста со дня на день. И я поехал в Шитц, в Центральное Управление Государственной Безопасности. Присел у входа на скамейку и через дежурного вызвал знакомого мне сотрудника Управления - Дедио. С ним я познакомился еще до войны - во Франции. Это был следователь, который допрашивал меня в Париже. В отличие от других членов НТС, которые были в то время арестованы и допрашивались в тюрьме, например, Редлих - в Праге, мой допрос проходил в гостинице. Дедио угощал меня кофе, коньячком, мы мирно беседовали. Позже я узнал, что у него была прямая связь с Прагой. Все. что я говорил, оперативно проверялось с показаниями пражских арестованных. На помощь этого Дедио я и рассчитывал в этот раз. Я попросил его походатайствовать о моей встрече с каким-нибудь чином Управления, чтобы объяснить, что аресты руководства НТС ошибка. Он привел меня к начальнику 4 отдела службы, ведующей иностранцами - генералу Вольфу31. В кабинете, кроме меня и генерала, находился еще полковник. Я говорю генералу, что аресты наших людей - недоразумение. Дело в том, что цель у нас одинаковая - мы боремся против существующего в России режима. Работа ведется в основном на ту сторону. А так как каждый русский человек чувствует себя русским человеком и чтобы он не идентифицировал нас с Вами, мы действуем так, чтобы он чувствовал, что мы действуем не по Вашему приказу. Именно поэтому мы добиваемся значительных результатов.
Вольф выслушал меня и, бросив реплику: "Оригинальная идея", спросил: "Если у нас общие цели, то как же понять, что в Ваших листовках говорится, что нужно бороться не только против Сталина, но и против Гитлера?". "А как же иначе", - отвечаю я. "Если против Сталина - значит против любой диктатуры. Должна же быть какая-то логика и последовательность действий". "Тоже оригинальная идея", - отвечает генерал, - "но дело даже не в листовках и не в том, что Вы призываете к борьбе против Гитлера. Ваше преступление в том, что Вы налаживаете связь с нашими министерствами, проникаете туда, пытаетесь организовать и повести наших людей за собой. Вы используете их не против нас, но и не для нас. Тем самым Вы отлучаете их от нас. А сейчас ни один человек не имеет права быть не с нами. А что касается Вашего преследования, то как раз это помогает Вам отмежеваться от нас. И я сейчас предоставлю Вам такую возможность - отмежеваться от нас". Он встал, пожал мне руку и передал приказ полковнику арестовать меня.32
И.В.Завадский-Краснопольский рассказывает об истории репрессий против НТС с иного ракурса:Вольф выслушал меня и, бросив реплику: "Оригинальная идея", спросил: "Если у нас общие цели, то как же понять, что в Ваших листовках говорится, что нужно бороться не только против Сталина, но и против Гитлера?". "А как же иначе", - отвечаю я. "Если против Сталина - значит против любой диктатуры. Должна же быть какая-то логика и последовательность действий". "Тоже оригинальная идея", - отвечает генерал, - "но дело даже не в листовках и не в том, что Вы призываете к борьбе против Гитлера. Ваше преступление в том, что Вы налаживаете связь с нашими министерствами, проникаете туда, пытаетесь организовать и повести наших людей за собой. Вы используете их не против нас, но и не для нас. Тем самым Вы отлучаете их от нас. А сейчас ни один человек не имеет права быть не с нами. А что касается Вашего преследования, то как раз это помогает Вам отмежеваться от нас. И я сейчас предоставлю Вам такую возможность - отмежеваться от нас". Он встал, пожал мне руку и передал приказ полковнику арестовать меня.32
Я оставался тем не менее в заключении, пока в декабре 1943 года Дедио вновь не прибыл в Париж и не привез с собой приказа о моем освобождении, который и был немедленно приведен в исполнение.
С 1-го января 1944 года я был принят сотрудником в Главное Управление Государственной Безопасности в Берлине и назначен на должность наблюдателя с окладом в 500 марок при возмещении расходов, с правом пользования автомобилем и т.п. Моя задача заключалась в политическом наблюдении за лагерями восточных рабочих.
По моей службе я принадлежал к 4-му Отделу Главного Управления Государственной Безопасности, к подотделу, подчиненному Криминальному советнику "штурмбанфюреру" Фуми33. Одним из служащих этого подотдела был и упомянутый выше Иозеф Дедио.
Мне как сотруднику 4-го Отдела, было известно, что этот Отдел уделял особое внимание русской эмигрантской организации НТС (солидаристы), так как непрерывно поступали сообщения о том, что эти солидаристы разворачивают среди восточных рабочих и русских военнопленных антинемецкую пропаганду и натравливают их на немцев.
В этом же я убедился и в моей личной служебной деятельности, во время посещения мною многих лагерей. Далее я установил, что солидаристы все время стремились (например, путем снабжения алкоголем) взять под свое влияние администрацию лагерей.
В местах, где им это удавалось и где лагерная администрация попадала в орбиту НТС, воцарялось взяточничество и особенно невыносимые условия для жителей лагеря, что в свою очередь создавало для НТС особенно благоприятные возможности для антинемецкой пропаганды.
Далее, мне из моих служебных наблюдений стало известно, что та часть организованного берлинского преступного мира, которая состояла из восточных рабочих и помимо прочего производила налеты с грабежом во время бомбардировок, находилась в непосредственной связи с НТС. Такая же связь была и у весьма действенных и многочисленных групп, которые уже занимались активным саботажем в военной промышленности. а также распространением советской печатной литературы. Нити этой хорошо организованной уголовной и саботажной деятельности вели в следующие места:
1) Школу бургомистров для оккупированных восточных областей в Вустрау.
2) Школу руководящего полицейского персонала для оккупированных восточных областей в Бернау.
3) Русскую пропагандную школу в Дабендорфе.
Все три указанные школы полностью находились в руках руководства НТС. Нелегальное же руководство всем этим просоветским политически-криминальным комплексом исходило из так называемого "Треста мозгов", во главе которого стояли известные мне Виктор Байдалаков и Владимир Поремский. Байдалаков прикрывал свою деятельность тем, что являлся одновременно агентом Гестапо. Как таковой он был мне показан в Управлении Гестапо в госпице Св.Михаила (бывший дом ИМКА) на вокзале Анхальтер.
По службе в Управлении Безопасности мне было известно, что уличающий материал против НТС становился все обширнее и обширнее. Он отягчался подобными же сообщениями, которые поступали от службы контрразведки Верховного Командования Армии (ОКХ)34, с центрального участка Восточного фронта и в которых констатировалось, что в этом участке НТС находится в связи с советским руководством и партизанскими отрядами и что члены НТС, с одной стороны, проводят вербовку для партизанских отрядов, с другой же - помогают парашютистам и другом агентам советской разведки пробраться на запад.
Армейское Командование торопило с уничтожением этого кольца шпионажа. Главное Управление Государственной Безопасности, напротив, настаивало на продолжении наблюдений с целью вскрытия кольца во всем его объеме.
Упомянутый выше Иосиф Дедио принадлежал к чиновникам, занимавшимся делом НТС. Я часто встречался с Дедио по службе и передавал ему также мои сообщения.
Когда я в августе 1944 года вернулся из служебной поездки в область Магдебурга опять в Управление Безопасности в Берлин, то узнал, что тем временем все руководство НТС в Берлине и вне его, в том числе также Байдалаков и Поремский, арестовано по подозрению в советском шпионаже и что идут дальнейшие аресты.35
Акценты в этом свидетельстве несколько искажены: гестапо искало связи НТС не только с советской, но и с английской разведкой. Перипетии ареста и следствия по делу НТС достаточно подробно описаны в мемуарной литературе36. В воспоминаниях Д.В.Брунста37 присутствует такой эпизод:С 1-го января 1944 года я был принят сотрудником в Главное Управление Государственной Безопасности в Берлине и назначен на должность наблюдателя с окладом в 500 марок при возмещении расходов, с правом пользования автомобилем и т.п. Моя задача заключалась в политическом наблюдении за лагерями восточных рабочих.
По моей службе я принадлежал к 4-му Отделу Главного Управления Государственной Безопасности, к подотделу, подчиненному Криминальному советнику "штурмбанфюреру" Фуми33. Одним из служащих этого подотдела был и упомянутый выше Иозеф Дедио.
Мне как сотруднику 4-го Отдела, было известно, что этот Отдел уделял особое внимание русской эмигрантской организации НТС (солидаристы), так как непрерывно поступали сообщения о том, что эти солидаристы разворачивают среди восточных рабочих и русских военнопленных антинемецкую пропаганду и натравливают их на немцев.
В этом же я убедился и в моей личной служебной деятельности, во время посещения мною многих лагерей. Далее я установил, что солидаристы все время стремились (например, путем снабжения алкоголем) взять под свое влияние администрацию лагерей.
В местах, где им это удавалось и где лагерная администрация попадала в орбиту НТС, воцарялось взяточничество и особенно невыносимые условия для жителей лагеря, что в свою очередь создавало для НТС особенно благоприятные возможности для антинемецкой пропаганды.
Далее, мне из моих служебных наблюдений стало известно, что та часть организованного берлинского преступного мира, которая состояла из восточных рабочих и помимо прочего производила налеты с грабежом во время бомбардировок, находилась в непосредственной связи с НТС. Такая же связь была и у весьма действенных и многочисленных групп, которые уже занимались активным саботажем в военной промышленности. а также распространением советской печатной литературы. Нити этой хорошо организованной уголовной и саботажной деятельности вели в следующие места:
1) Школу бургомистров для оккупированных восточных областей в Вустрау.
2) Школу руководящего полицейского персонала для оккупированных восточных областей в Бернау.
3) Русскую пропагандную школу в Дабендорфе.
Все три указанные школы полностью находились в руках руководства НТС. Нелегальное же руководство всем этим просоветским политически-криминальным комплексом исходило из так называемого "Треста мозгов", во главе которого стояли известные мне Виктор Байдалаков и Владимир Поремский. Байдалаков прикрывал свою деятельность тем, что являлся одновременно агентом Гестапо. Как таковой он был мне показан в Управлении Гестапо в госпице Св.Михаила (бывший дом ИМКА) на вокзале Анхальтер.
По службе в Управлении Безопасности мне было известно, что уличающий материал против НТС становился все обширнее и обширнее. Он отягчался подобными же сообщениями, которые поступали от службы контрразведки Верховного Командования Армии (ОКХ)34, с центрального участка Восточного фронта и в которых констатировалось, что в этом участке НТС находится в связи с советским руководством и партизанскими отрядами и что члены НТС, с одной стороны, проводят вербовку для партизанских отрядов, с другой же - помогают парашютистам и другом агентам советской разведки пробраться на запад.
Армейское Командование торопило с уничтожением этого кольца шпионажа. Главное Управление Государственной Безопасности, напротив, настаивало на продолжении наблюдений с целью вскрытия кольца во всем его объеме.
Упомянутый выше Иосиф Дедио принадлежал к чиновникам, занимавшимся делом НТС. Я часто встречался с Дедио по службе и передавал ему также мои сообщения.
Когда я в августе 1944 года вернулся из служебной поездки в область Магдебурга опять в Управление Безопасности в Берлин, то узнал, что тем временем все руководство НТС в Берлине и вне его, в том числе также Байдалаков и Поремский, арестовано по подозрению в советском шпионаже и что идут дальнейшие аресты.35
Вначале было начато дело по обвинению нас в английском шпионаже. Впрочем, эта версия скоро отпала. Однако удар был нанесен, и последние месяцы войны НТС фактически перестал существовать. Сохранившиеся на свободе группки затихли, и только некоторые, и особенно женщины — матери и жены арестованных, как всегда в таких случаях, ничего не боясь, лезли всюду, где могли, несли передачи, белье, пищу, просили, умоляли, подкупали. Их усилия привели к тому, что до нас не только стали доходить передачи, но позднее подкупленный немецкий чиновник, старый полицейский бюрократ, давно понявший, что "аллес капут", в полусожженном здании управления полиции на Александерплац, собирал нас всех из камер в одну комнату, куда приходили наши жены, приносили еду, папиросы и сведения о хлопотах о нашем освобождении38
Не о Дедио ли написано здесь? По крайней мере, после войны солидаристы продолжали поддерживать отношения с бывшим следователем. По сведениям И.В.Завадского-Краснопольского Дедио вместе с его отделом был эвакуирован 3 марта 1945 года из Берлина в Прагу39. Тут его след теряется и обнаруживается снова лишь несколькими годами спустя:Как-то случайно узнаем, что под Франкфуртом-на-Майне проживает бывший чиновник Гестапо Дедио, хорошо всегда к нам относившийся. Садимся с В.Д. Поремским в машину и едем. Долго блуждаем в сильно разрушенных окрестностях Франкфурта. Наконец, в темноте уже находим полуразбитый дом с нужным нам номером. Стучим в дверь. В слабо освещенной комнате узнаем знакомую фигуру Дедио, но уже в штатском костюме. Если бы огнекрылые посланцы неба явились перед ним, он не был бы больше поражен, узнав нас...
Открываем привезенную бутылку и выкладываем закуску. Чокнулись, закусили и закурили. Дедио прошел нелегкий путь "денацификациии", торгует мебелью. К сожалению, пережитое сильно ослабило его память. С трудом медленно восстанавливает он картины прошлого:
Он арестовал во время войны в Париже С.Н.Третьякова, в квартиру которого шли провода микрофонов из квартиры ниже, в которой помещался штаб управления РОВСа. В квартиру Третьякова и скрылся 22 сентября 1937 года генерал Скоблин, когда генерал Кусонский и адмирал Кедров предложили ему вместе поехать в полицейский комиссариат, чтоб заявить об исчезновении генерала Е.К.Миллера. Допрашивал он и сидевшую в тюрьме Надежду Плевицкую, принесшую перед смертью полную повинную - вместе с генералом Скоблиным долгие годы они состояли на службе большевиков.
Он допрашивал поздней осенью 1944 года в концентрационном лагере Заксенхаузен власовского журналиста Зыкова, который был в мае "таинственно похищен" в Берлине40. В действительности, он был похищен самим Гестапо. О его дальнейшей судьбе Дедио не знает ничего. Предполагает, что он был там же расстрелян, вопреки благоприятному отзыву самого Дедио.41
Открываем привезенную бутылку и выкладываем закуску. Чокнулись, закусили и закурили. Дедио прошел нелегкий путь "денацификациии", торгует мебелью. К сожалению, пережитое сильно ослабило его память. С трудом медленно восстанавливает он картины прошлого:
Он арестовал во время войны в Париже С.Н.Третьякова, в квартиру которого шли провода микрофонов из квартиры ниже, в которой помещался штаб управления РОВСа. В квартиру Третьякова и скрылся 22 сентября 1937 года генерал Скоблин, когда генерал Кусонский и адмирал Кедров предложили ему вместе поехать в полицейский комиссариат, чтоб заявить об исчезновении генерала Е.К.Миллера. Допрашивал он и сидевшую в тюрьме Надежду Плевицкую, принесшую перед смертью полную повинную - вместе с генералом Скоблиным долгие годы они состояли на службе большевиков.
Он допрашивал поздней осенью 1944 года в концентрационном лагере Заксенхаузен власовского журналиста Зыкова, который был в мае "таинственно похищен" в Берлине40. В действительности, он был похищен самим Гестапо. О его дальнейшей судьбе Дедио не знает ничего. Предполагает, что он был там же расстрелян, вопреки благоприятному отзыву самого Дедио.41
В 1954 году немецкий журнал "Дойче иллюстрирте" опубликовал большую статью "Твой убийца живет рядом", в которой упомянул, что лидеры НТС Байдалаков и Поремский были арестованы во время войны за шпионаж в пользу СССР. Байдалаков и Поремский подали в суд и пригласили в качестве одного из свидетелей Иозефа Дедио. К сожалению, кроме весьма тенденциозного освещения в мюнхенской газете "Набат"43 (которая вела в те годы травлю НТС), мне пока не удалось найти сведений об этом процессе. Скорее всего, это было единственное публичное свидетельство Дедио о своей деятельности во время войны. Авторы книг о власовском движении Ю.Торвальд и С.Стеенберг, хотя и опросили сотни свидетелей, личностью Дедио, очевидно, не заинтересовались. Бывший следователь гестапо по русским делам умер 15.8.1969 в Бад Хомбурге под Франкфуртом43.
23 - Завадский-Краснопольский Игорь Владимирович (1898 - ?) - участник гражданской войны, белоэмигрант. Возможно, был связан с советскими спецслужбами. После ареста во время войны работал на гестапо.
24 - "Работа НТС во время войны" "Набат", Мюнхен, 1954 №51, С.4.
25 - Горачек Владимир Яромирович (1916 - 1981) - член НТС, после войны ответственный издатель "Посева".
26 - Редлих, Роман Николаевич (1911 - 2005) - член НТС, во время войны работал в лагерях военнопленных и на оккупированных территориях, где параллельно с официальной деятельностью создавал ячейки НТС.
27 - Хайде Феликс - один из руководителей гестапо в Праге.
28 - Андреев Н.Е. То, что вспоминается... С. 442-444
29 - Гефтинг Василий - член НТС, во время войны работал в лагерях военнопленных.
30 - Байдалаков В.М. Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена. С.37
31 - В.Д.Поремский, очевидно, путает здесь Ханс-Хельмута Вольфа (см. прим.13), который был начальником Дедио, но не был генералом, с генералом Ваффен-СС Карлом Вольфом.
32 - Поремский В.Д. Вустрау // Материалы по истории РОД. Т. 4. М., 1999. С. 436-437.
33 - Фуми Рудольф (1900 - 1978) - чиновник гестапо, с 1939 г. в отделе по борьбе с коммунизмом, после войны - сотрудник BND.
34 - см.записи подполковник баун раскрывает заговор, нтс и "зондерштаб р"
35 - "Работа НТС во время войны" "Набат", Мюнхен, 1954 №51, С.4.
36 - Байдалаков В.М. Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена; Неймирок А.Н. Дороги и встречи. Франкфурт, 1984; Прянишников Б.В. Новопоколенцы. Силвер Спринг, 1986; та же история глазами следователя в: Владимиров С.. Записки следователя гестапо.
37 - Брунст Дмитрий Викторович (1909-1970) - член НТС, во время войны работал в лагерях военнопленных. После войны арестован советскими органами госбезопасноти, депортирован, осужден, после освобождения написал резко критические по отношению к НТС мемуары.
38 - Брунст Д.В. Записки бывшего эмигранта, б.м., 1961. С. 33-34.
39 - "Работа НТС во время войны" "Набат", Мюнхен, 1954 №51, С.4.
40 - О М.А.Зыкове см. цикл записей зыков. Это свидетельство Дедио (со слов Байдалакова) представляется сомнительным. Если Зыков действительно около полугода содержался в Заксенхаузене, о его пребывании там должны были сообщить и другие свидетели. Возможно, Дедио путает Зыкова с Н.С.Бушмановым, который действительно содержался осенью 1944 г. в Заксенхаузене. См. о встрече с ним в лагере Неймирок А.Н. Дороги и встречи. С.17-18. О самом Бушманове см. Окороков А.В. "Дело Бушманова" или существовало ли советское подполье в школе пропагандистов РОА // Материалы по истории РОД. Т. 2. М., 1998. С. 262-333
41 - Байдалаков В.М. Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена. С.66-67.
42 - "Работа НТС во время войны" "Набат", Мюнхен, 1954 №51, С.3.
43 - Mittelungsblatt der Sippe Angele, 1969 №20. С.5
