Документы (начало).
Документы (окончание).
Приложение 4.
Командующий полицией безопасности и СД - IV- Киев, 3 января 1943 г.
Служебная записка.
После допроса генерал Привалов в послеполуденные часы 2 января был снова возвращен в камеру с Карташовым.Ниже содержание разговора между Приваловым и Карташовым:
"Когда генерал вернулся с допроса, он немедленно лег спать, так что наша беседа началась лишь в 6 часов вечера. На мой вопрос, почему его так долго держали, он ответил, не вдаваясь в подробности, что обсуждались разные жизненные вопросы. Потом он попросил меня рассказать ему, как живут люди в Германии, очевидно, вследствие моего вчерашнего сообщения о том, что я побывал в Берлине. Я рассказал ему, что снабжение населения продовольствием организовано безупречно, каждый регулярно получает свои продукты, не выстаивая в очередях, в магазинах имеется в достаточном количестве одежда и обувь, распределение строго отрегулировано. Я высказал свое восхищение немецкой системой и организацией в целом. Он признал, что и в вермахте, равно как и в немецком тылу организация лучше, чем в России
Потом я попытался разузнать, какие задачи ставились перед его корпусом и какие тактические директивы в настоящее время даются фронтом. Он ответил, что его соединение имело задачу прорвать немецкий фронт на ширине в 7 км и затем расширять этот прорыв в обе стороны. Этим его задачи будто бы исчерпывались. В образованную дыру должны были вторгнуться соединения армии, но какой — он не сказал. Что касается общей тактики на фронте, то он сказал, что сейчас ведутся лишь бои местного значения, цель которых заключается исключительно в том, чтобы уничтожить как можно больше живой силы и техники противника. По его мнению, до наступления весны ситуация на фронте вряд ли существенно изменится. По его мнению, серьезные задачи будут поставлены в марте. К тому моменту армия будет оснащена вооружением, прежде всего артиллерией так, что будет превосходить вермахт и это обеспечит возможность наступления. Большие надежды он возлагает на воздействие нового, тайного, оружия, которое получило имя "Катюша". Речь идет о многоствольном крупнокалиберном реактивном орудии с небольшой дальностью стрельбы. около 7 км, оборудованном электрическими устройствами, которые держатся в строгой тайне. Персонал для этих орудий проходит строгой отбор, получает особое разрешение от ЦК партии и дает обязательство хранить тайну.
Затем мы довольно долго говорили о положении в Германии. Генерал интересовался, правда ли то, что немецкие генералы за особые достижения на фронте получают в качестве вознаграждения земельные угодья. Я ответил, что об этом ничего точно не знаю, но слышал, что генералы за особые заслуги получают помимо зарплаты вознаграждение размером в целое состояние. Потом по его просьбе я рассказал ему о своей жизни и своей торговле в Киеве. Его интересовали подробности, например, заработок, система налогообложения и пр. Он был явно удивлен, что накопление частного капитала не преследовалось. Я примерно объяснил ему, как частный капитал встраивается во всеобщую государственную систему. Потом разговор как и вчера перескочил на вопрос обеспечения в старости. Пока служишь большевикам, как генерал, имеешь, к примеру, неплохой доход. Но как только уходишь со службы, остаешься, так сказать, без средств. Он признает, что в немецкой системе тут есть определенное преимущество, ведь каждому предоставлена возможность путем накопления материальных средств обеспечить свою старость.
Весьма интересным был разговор о новых политических веяниях в России. Он начался с того, что генерал сообщил мне, что в Красной армии офицерам снова разрешено иметь прислуживающих им денщиков, а с 1.1. вводятся погоны. На мой иронический вопрос, как же это сочетается с коммунизмом и всеобщим равенством, ему пришлось признать, что это вещи несочетаемые. Он объяснил эти мероприятия необходимостью поставить офицеров в армии в привилегированное положение и укрепить дисциплину. Вдобавок он отметил, что влияние политического руководства в армии якобы сильно уменьшается. С моей помощью он пришел к выводу, что Советы уже далеко отклонились от своих основных принципов вроде равенства и прочих прекрасных идей, таким образом они вводят систему диктатуры личности, то есть именно то, за что они наиболее сильно бранили Германию.
После сегодняшнего допроса он, как мне кажется, нервознее, чем вчера. На мой взгляд, его настроение определяется, в-основном, следующим: наконец-то, после многолетней службы ему было поручено командование столь крупным соединением, да еще лично Сталиным. Сталин принимал его. Сразу по возглавлении корпуса он добился значительных успехов и как раз на этом этапе подъема его угораздило попасть в плен. Он заявил, что лучше бы потерял руку, чем в такой момент и так глупо угодить в плен.
Интересно то, как он оценивает боевые способности отдельных армий. В этом отношении на первом месте стоят немецкие войска, за ними следуют испанские (Голубая дивизия). Ниже всего он оценивает ударную силу итальянских войск. Против венгров и румын он не воевал.
О своей семье он не говорил, также сегодня не высказывался о том, что непоколебимо верит в окончательную победу Красной армии. Вчера генерал стоял на точке зрения, что Советы победят, так как на их стороне три следующих преимущества:
Неисчислимые людские резервы, огромные пространства и ни в чем не уступающие немцам вооружение, которое скоро превзойдет немецкое. Сегодня я снова перевел разговор на эту тему, и мы начали подсчитывать резервы Германии и ее союзников. Он сам высказал мнение, что на восточном фронте предположительно будут задействованы французские и испанские соединения. После подсчета оказалось, что Германия и ее союзники имеют численное превосходство. Он признал, что этот аргумент тогда отпадает. В отношении второго вопроса — превосходства в вооружении — я привел цитату из речи фюрера, в которой говорится, что Германия пока использовала в бою далеко не все свои открытия в области военной техники и тем самым трудно установить, кто здесь имеет преимущество. На это он ничего не ответил.
Затем в ходе разговора генерал заметил еще, что резервы у Красной армии хорошие и достаточно хорошо оснащены. Все прибывающие запасные части вооружены новыми винтовками. Также он сказал, что поездка из Уфы до Москвы сегодня занимает 6 дней, в то время как в нормальное время с транспортной точки зрения было достаточно трех дней.
Казаков он назвал лучшими частями Красной армии. Снова и снова он возвращался к уже упомянутому орудию, которое через два месяца будет иметься в таком количестве, что артиллерия Красной армии превзойдет немецкую. К этому времени орудие будет улучшено, особенно в части его передвижения на местности. На дальнейшие мои вопросы об этом орудии, которые особенно касались места производства, я пока не получил ясного ответа. Исходя из других его высказываний, можно почти поверить в то, что генерал сам об этом не информирован. Он говорил мне еще, что знает о тактических возможностях задействования, но о технических деталях ему не рассказали. Так как речь здесь идет об орудии, которое держится в подобной тайне, можно предположить, что он в этом отношении действительно ничего больше не знает, так как по собственному опыту мне известно, что в таких случаях сообщают лишь самое необходимое."
Приложение 5.
Командующий полицией безопасности и СД - IV- Киев, 3 января 1943 г.
Служебная записка.
Карташов сообщает о своих беседах с генералом с 2.1.43 (поздний вечер) по 3.1.43 (полдень) следующее:
Генерал осознал, что единственный выход для него — встать полностью на службу немецким интересам. Оно осознал, что это предпочтительнее для него. Перехожу к деталям:
В действительности он не командующий корпуса, а был прежде командующим армией. Его временно сняли с поста и направили в корпус. Он был командующим армией на Ленинградском фронте, позволил себе какую-то ошибку и был разжалован в командиры корпуса. Перед тем, как прибыть в корпус, он был принят Сталиным. Сталин заявил ему в категорической форме, что его отправляют в корпус для проведения операции, для прорыва фронта, ему дают срок в месяц, и в случае успеха он снова получит под свое начало армию. Поставленные ему задачи он сегодня описывает несколько точнее, чем вчера. Он получил задание прорвать линию фронта и расширять прорыв не только для того, чтобы его использовала армия (та армия, в которую входил его корпус), но и затем, чтобы отвлечь три немецкие дивизии, которые (насколько известно Советам) с этого или прилежащего участка фронта должны быть переброшены под Сталинград. Вчера (вечером) мы беседовали на общие темы. В основном мы беседовали о том, как можно использовать возможности в Германии для хорошей жизни там, жизни, которая экономически обеспечена, дает доступ к удовольствиям всех сортов и ничем не похожа на жизнь в Советской России.
Сегодня утром он долго спал, и я использовал время перед допросом для того, чтобы окончательно его обработать. Я задействовал все мои знания о советской действительности и о ситуации в Германии. Я обрабатывал его следующим образом:
В случае если он сохранит верность Советам, его перспективы следующие. Если Советы выиграют войну, то он попадет под суд и в лучшем случае потеряет свою должность и будет приговорен к нескольким годам заключения, в худшем же его расстреляют, так как он не имел права сдаваться в плен и этого ему не простят (если принять во внимание, что он уже испытывал известные неудобства, то есть был переведен из армии в корпус). Если победят немцы, то он не получит ничего, останется нищим, так как его офицерская карьера закончена. Если же учесть тот факт, что ему уже 45 лет и ему уже поздно учиться чему-то новому, что у него нет накоплений, то он в итоге остается нищим, да еще и потеряет во время долгого пребывания в плену здоровье.
Кроме того можно почти с уверенностью сказать, что немцы, когда увидят, что от него нет никакой пользы, использует его поимку по крайней мере в агитационных целях. Они сделают так, что об этом узнает весь мир и тогда его находящаяся в России семья будет отдана на заклание.
Если же он напротив перейдет к немцам, то остаток своей жизни, примерно 20 лет, он может провести так, что будет вознагражден за долгие годы службы у Советов и материально, и удовольствиями всех сортов. Также ему будет предоставлена возможность жить после войны, как он захочет. Преимущества совершенно очевидны. Я опускаю здесь разговор о политических предпосылках, я прочел ему целую лекцию на тему, которая была хорошо известна нам обоим, об истории одного известного партийного деятеля, попавшего в опалу у Советов. Генерал сделал целый ряд политических сравнений, так что у меня создалось впечатление, что я не просто доказал ему, что работать на немцев предпочтительнее, но и убедил его внутренне. Он попросил меня дать совет, как ему следует себя вести во время допроса по отношению к немецким офицерам, что он должен предложить и что он может сделать для немцев, так как кроме военного ремесла он может работать лишь чернорабочим.
Вместе с ним я разработал следующий план разговора с допрашивающими офицерами (тактику беседы), который он принял. Он должен заявить, что обдумал свою ситуацию и решил перейти на сторону немцев, но сначала он требует гарантию, что Советы не узнают о его переходе. Тогда его сочтут мертвым, в ином случае его семья будет арестована. Немцы должны пообещать, что впоследствии ему разрешат забрать семью в Германию.
Дальнейших предложений он делать не должен, а лишь заявить, что хочет узнать, какая работа для него есть у немцев и сколько они ему за нее предлагают.
Я указал на то, что ему не следует долго торговаться, так как у него есть преимущество: он только что взят в плен. Через некоторое время немцы могут принять какое-нибудь решение, вовсе его не спрашивая, и это решение может оказаться не в его интересах. О своей будущей работе на пользу Германии он заявил, что он может либо служить военным, либо стать чернорабочим.
Если принять во внимание, что последнее исключается, то он считает, что ему лучше было бы быть задействованным в формировании антисоветских частей из русских и украинцев, но хотелось бы, чтобы эта работа шла вдалеке от России. При этом он спросил меня, не знаю ли я, воюют ли русские части (созданные немцами) в Африке. Это было бы дело как раз для него, никакой солдат не перебежал бы там к Советам, и к тому же это была бы настоящая война. Когда он пошел на допрос, он сказал мне: ну, благослови меня. Я скажу именно то, что мы решили. Еще раньше я сказал ему, что немцы будут требовать от него сообщить все, что он знает об армии, т.е. разведывательный материал.
Это станет проверкой, насколько его решение работать на немцев искренне, и одновременно станет гарантией для немцев, что он отрезал себе все пути к отступлению. По вашему заданию я спросил его, не знает ли он о своем заместителе по артиллерии. Он сообщил, что того направили в Германию, с ним должен был ехать какой-то сержант, который в присутствии генерала показал на карте, куда они направляются. Это произошло в Харькове. Он сказал, что напрасно они так распорядились, если бы полковник-артиллерист был здесь, ему бы было легче. Он плохо информирован о многих вещах, связанных с артиллерией, и мог бы получить справку у своего заместителя.
Приложение 6.
Командующий полицией безопасности и СД - IV- Киев, 3 января 1943 г.
Будучи приведенным из тюрьмы СД генерал Красной армии
П р и в а л о в Петр
рожд. 24.12.1898 в Смолевич[и], Клинцовский район Орловской областизаявляет следующее:
Я родился в крестьянской семье, у меня были брат и пять сестер. Мой отец Фрол Привалов умер в 1919 г., когда работал в Смолевичах ткачом. Прежде у него было крестьянское хозяйство. Мою мать, чью девичью фамилию я позабыл, зовут Ирина, она и сегодня живет в Смолевичах. В селе, в котором я родился, я четыре года посещал деревенскую школу (1906-1910), а затем работал учеником ткача на суконной фабрике . В 1917 году меня призвали в армию, я два года служил в 59 сибирском стрелковом полку. В 1919 г. меня произвели в унтер-офицеры. В 1920 г. я был командиром роты в 30 "Боюнском" [Богунском] стрелковом полку, в 1929 г. я стал командиром батальона в том же полку в чине капитана. В начале войны я был переброшен вместе с этой дивизией к Умани и там 1.8.1941 ранен. Я был направлен в лазарет в Краснодар, откуда выписался 20.10.1941. 3.11.1941 меня вызвали в Москву, где меня сначала для доклада принял заместитель Сталина Р о м а н ц е в [Румянцев]. После этого я был представлен Сталину, который сначала спросил меня о моем состоянии здоровье, а затем поставил в известность о новом задании. Он назначил меня заместителем командующего 4 армией Волховского фронта, которой я практически командовал, так как ее командующий М е р е ц к о в был поставлен во главе фронта.
Я командовал 4 армией до апреля 1942 г., а затем был на 6 месяцев откомандирован в Уфу, в академию. После этого меня в Москве назначили командующим 15 (вновь сформированного) корпуса. Это мое назначение вполне соответствовало должности заместителя командующего армией. Названный корпус входил в состав 6 армии, замечу, впрочем, что это был единственный корпус в ее составе, по крайней мере, до моего пленения. Дальнейшие новые корпуса находились в процессе формирования.
Я был награжден 2 орденами. В 1920 году я получил орден Красного знамени за мои заслуги в гражданской войне, а после боев на финском фронте я получил — особенно за действия под Тихвином – снова орден Красного знамени.
Ответы на вопросы:
6 армию возглавляет генерал Х а р и т о н о в, штаб располагается в Вешней Гнилушке [Верхней Гнилуше]. Военный заместитель вышеназванного мне — в ходе короткого периода пребывания там – известен не был. Политическое руководство 6 армией осуществляет генерал-майор К л о к о в, член Советского [военного] совета.
Заместителем по всем военным вопросам в моем корпусе является полковник Б а н н и к о в, одновременно начальник штаба корпуса. Вторым заместителем по всем военным вопросам является комбриг К и [с] л и ц ы н.
Главой политотдела корпуса является полковник Р о с т о в ц е в, заместителя у него еще не было.
Заместителем командующего корпусом по всем артиллерийским вопросам является полковник Л ю б и м о в. Интендантскую часть возглавляет полковник, чье имя я сейчас не могу вспомнить.
Глава отдела НКВД (особого отдела) корпуса — майор госбезопасности В о л ь с к и й, его заместитель капитан госбезопасности Д м и т р и е в.
Штаб моего корпуса располагался в Белом Колодце, база снабжения провизией, обмундированием, техникой, вооружением, боеприпасами и горючим в Бутурлиновке.
Командующий фронтом — генерал-лейтенант Г о л и к о в, его штаб в Анне. Его военный заместитель генерал-майор К о з е л о в [Козлов], дальнейшие сотрудники неизвестны, но в его штаб входит генерал-лейтенант Кузнецов, член военного совета.
В мой корпус входят 172, 267 и 350 стрелковые дивизии и 8 артиллерийская дивизия, корпусу также были приданы 115 танковая бригада, 82 танковый полк и 112 танковый полк.
Будучи поставлен перед неопровержимым фактом.
Я осознаю, что должен быстро принять решение, если хочу помочь немецкому рейху и его военному командованию. Я понимаю, что положение на фронте, особенно на известном мне участке, может измениться, и я тогда больше не буду иметь возможности доказать свою готовность сотрудничать.
(Я указываю генералу на то, что на его участке фронта ему наверняка известно слабое место, против которого немецкое армейское командование может провести успешную военную операцию и говорю ему, что это его шанс заслужить доверие с нашей стороны)
В ответ он просит дать ему лист бумаги, на которой рисует набросок и поясняет:
Правый фланг моего корпуса чрезвычайно слаб, должно удасться прорваться по прямой линии по направлению к излучине Дона, добраться до старой — еще полностью сохранившейся — линии немецких укреплений и тем самым отрезать и окружить корпус.
Набросок генерала Привалова прилагается [в деле отсутствует] Голубая стрелка на наброске указывает на якобы слабое место корпуса.
В последующем разговоре с генералом я снова и снова указывал на то, что ему следует обдумать дальнейшие схожие возможности задействования вермахта, чтобы заслужить доверие и доказать свою полезность.
На это генерал Привалов заявил:
Я осознаю это и обещаю немедленно над этим подумать. Но я полагаю, что лучше всего я смогу высказать свои соображения, если узнаю, каково на данный момент положение на участке фронта, которым я командовал. Вероятно, меня следует доставить на немецкую сторону этого участка фронта, и тогда я смогу сделать соответствующие предложения.
В заключение он передал прилагаемое обращение к рейхсфюреру СС, в котором он немедленно и решительно передает себя в распоряжение для нужд фронта. Обращение он продиктовал безо всякого нажима, по собственному желанию.
Приложение 7.
Перевод письма генерала Красной армии Петра П р и в а л о в а
Перевод письма генерала Красной армии Петра П р и в а л о в а
Начальнику полиции безопасности и СД в Киеве с просьбой о передаче
рейхсфюреру СС Г и м м л е р у
от генерала Советской армии Петра П р и в а л о в а
Во время моего пребывания в плену я вследствие проведенных бесед и данного мне обещания о том, что мое пленение не будет предано гласности, многое обдумал и предлагаю командующему вермахта свою помощь. Чтобы она могла быть использована в войне против СССР, я прошу Вас немедленно ознакомить меня с положением на известном мне участке фронта с тем, чтобы немецкое командование смогло извлечь пользу из моих показаний.
Прошу считать это письмо актом моего полного и бесповоротного разрыва всех связей с Советской республикой.
подп. П р и в а л о в.
Приложение 8.
Киев, 4 января 1943 г.
В августе 1941 г. я отступил со своей 192 горнострелковой дивизией с Карпат у Умани. В Умани произошло боестолкновение с врагом, и я получил свое первое ранение. В лазарете Краснод[ар] до 20.10.41. После восстановления боеспособности вызван 3.11.41 в Москву. Там задание командовать оперативной группой в боях за Тихвин. В ней были задействованы 44, 191, 310 стрелковые дивизии и 46 танковая бригада. Группа подчинялись 4 армии под началом генерала М е р е ц к о в а, чьим заместителем был Привалов. В апреле 1942 г. эта оперативная группа была расформирована, дивизии же остались в составе 4 армии. Я был отправлен в Уфу для учебы в военной академии. Для меня это было дальнейшим обучением, а не знаком будущего повышения по службе. 6 месяцев я посещал академию и затем был назначен командующим 15 корпусом, располагавшимся на Дону. Я принял командование корпусом 18.11.42 и командовал им до взятия в плен. На других участках фронта я не воевал. Школу в Уфе возглавлял генерал Кирпичников, он был единственным преподавателем и учил нас, высших командиров.
Будучи поставлен перед фактом.
Принципиально я готов сотрудничать с рейхом и его командованием. Я полностью порываю с Советским Союзом и перехожу на немецкую сторону, [рассчитывая] на взаимное доверие.
Первым условием моего сотрудничества я ставлю то, что советской стороне не должно быть известно, что я нахожусь у противника и сотрудничаю с ним.
Приложение 9.
Киев, 3 января 1943 г.
Будучи приведенным из тюрьмы СД генерал Красной армии П р и в а л о в, род. 24.12.1898 в Смолевич[и] Клинцовского района Орловской области, показвывает:
Я посещал деревенскую школу в 1906-1910 гг. После учебы в школе я поступил работать учеником ткача на суконную фабрику. Это было в 1911-1917 гг. В 1917 г. меня призвали в армию, в которой я служил два года до 1919 г. В 1919 г. меня произвели в унтер-офицеры. В 1920 г. я стал командиром роты, в 1922 г. командиром батальона в чине капитана. Затем я стал командиром полка в чине капитана [?], затем командиром дивизии и в 1941 г. в чине генерала назначен командиром русского стрелкового корпуса. В состав корпуса входили
127 дивизия и 195 дивизия.
172 артиллерийский полк, 267 артиллерийский полк и 350 артиллерийский полк
2 танковые бригады (каждая танковая бригада имеет 60 танков)
Я получил приказ с этими силами пробить брешь в линии фронта от Кантемировки до Митрофановки. Во время этой операции с 16 по 22.12.42 я взял в плен 10000 человек. 1900 из них были немцы, остальные – итальянцы.
База снабжения корпуса находилась в Бутурлиновке. Там же располагался штаб 6 армии. Командующий 6 армией Х а р и т о н о в.
Мои родители жили в Смолевичах Клинцовского района Орловской области.
Наша семья состояла из двух братьев и пяти сестер. Мой отец умер в 1919 г., когда работал в Смолевичах ткачом. С моей матерью живет младшая сестра и брат Коля, который живет в той же деревне. По профессии мои родители были крестьяне, в Клинцах. Я женился в 1924 году.
Моя жена из Житомира, ее родители были рабочими. Девичье имя Шпатенко Людмила, 1902 г.р., точной даты не помню. У нас двое детей, дочь Лина, 17 лет и сын Виталий, 14 лет. До начала войны между Германией и Россией моя семья жила в Закарпатской Украине в городе Самбур [Самбор], Дрогобычский район. 25.6.41 моя семья была эвакуирована оттуда в направлении Киева. Где они оказались, мне неизвестно, так как я не вел с ними переписку. В свое время Привалов находился на немецко-русской границе с 192 дивизией.
Вместо послесловия.
Опубликованные выше документы допускают различные трактовки:
- прямолинейную: генерал действительно проявил слабость, позволил себя переубедить, его заявление на имя Гиммлера было искренним. Впоследствии он столь же искренне жаловался на то, что его "использовали, взяли, что нужно было, и бросили в тюрьму". Чем дольше он сидел в тюрьме (и чем ближе советские войска были к Берлину), тем больше он о своей слабости забывал, тем более, что она не имела никаких последствий. Поэтому его радость после освобождения, о которой пишет Рутченко, была тоже вполне искренней.
- скрытую: несмотря на весьма подробные показания генерала их трудно счесть очень уж информативными, сомнительно, что они принесли немцам хоть какую-то пользу. Заявление же на имя Гиммлера было военной хитростью с тем, чтобы, снова оказавшись неподалеку от линии фронта (на чем генерал настаивал), попытаться бежать.
- шпионскую: всю эту игру с заявлением придумал Карташов, который надеялся через генерала (если тому удастся бежать) передать Центру информацию о провале Киевского подполья. Факт репатриации Карташова таким образом можно было бы трактовать как свидетельство в пользу его невиновности, впрочем, тогда представляется странным, что в следственном деле Карташова нет упоминаний Привалова.
Пролить свет на истинную подоплеку событий безусловно может следственное дело самого П.Ф. Привалова.