Вы верите в переселенье душ?
Я сызмальства был суеверьям чужд
и зуб даю за то, что я не враль, но...
В Баварии, где пиво и жратва,
когда-то правил Людвиг номер два,
король архитектуры шедевральной.
Бродя меж невротических валгалл,
он там за замком замок воздвигал,
казну обчистит до последней кроны,
и вновь зовет министра на порог
желая учредить еще налог:
мол, нами вызван мастер из Вероны.
Устав от сей невыносимой мзды,
народ задумал дать ему люлей
исправно наточил колы и вилы,
но он, забыв державные бразды,
разгуливал по бархату аллей
и рисовал ногой дворцы и виллы.
Он размышлял, как тратит авуар
на дивный грот и томный будуар
придворные же, скучившись в потемках,
обговорили каждую деталь
и споро провернули coup d’etat,
короче, утопили как кутенка.
Теперь грустим о прежних временах:
он знаменитый сказочный монарх,
герой легенд, портрет во всех киосках,
тогдашним супостатам вопреки
фланируют несметные полки
туристов европейских и японских,
которых просто грех не подоить,
народ боготворит его, да и
казна открыта баснословной лепте...
В иной стране, в реалиях иных
жил совершенный людвигов двойник,
романтик, самодур и эпилептик,
поставлен за порядком присмотреть
в медвежий угол, впрочем, и медведь
туда совался разве что по дури.
Корону над собой вообразив,
двойник почуял зодческий позыв
и этот угол обархитектурил.
Куда ни глянь окраины опричь,
кич кичем околачивает кич,
картины урбанистского кошмара,
смешенье стилей, жанровый бедлам:
причаливает Брюгге в Амстердам,
Венеция торчит из-под Кольмара,
решительно щетинится земля
под портативной копией кремля.
Стоически не выходя из кадра,
гранитный Ленин щурится хитрó
на памятник Людовику Моро
и думает: вот ёперный театр, а!
Моро Людовик, неизвестный хер-,
цог, франко-итальянский кавалер,
за тридевять земель заброшен смерчем,
на фоне геральдических эмблем
блестит инициалами "Л.М.",
которых ради и увековечен.
Приезжий, совершая променад,
совсем не узнает родных пенат:
фонтаны и сад Медичи налево,
вдали вербализован ёшкин кот,
а Карла Маркса улица ведет
на площадь пресвятой Марии Девы,
но видит, выбираясь из тенёт,
как за фасадом праздничным гниёт
облезлое советское наследство:
барак, халупа, буерак, овраг,
колдобины и лужи во дворах,
иные мне знакомы с малолетства.
Осуществив монарший произвол,
двойник себя помпезно произвел
в Цари Кокшайска, так и дальше градо-
строительствовал, не сбавляя пыл,
но требуя дотаций, позабыл
нюансы федерального уклада.
Приехал из столицы ревизор,
установил опеку и надзор
и в протокол с бесстрастностью аскета
вписал сто пятьдесят автомашин,
парчовой оторочки пять аршин
и сопла баллистической ракеты
Как оказалось, отпустив штурвал,
помазанник немного воровал
все, что лежало плохо, ну и тут же
трубил в большой охотничий рожок,
и под шумок все то, что хорошо
лежало, перекладывал похуже.
Поэтому-то, гражданин судья,
стою сегодня перед вами я,
преодолев для явки путь неблизкий.
Давно покинув этот городок,
я ощущаю свой гражданский долг
как недоросль поэзии марийской.
Из сказанного ясная мораль:
я б только за Людовика Морá
ему б скостил не менее десятки –
карманом грязен, но душою чист,
да, шаромыжник, но идеалист,
не казнокрад какой-нибудь из Вятки.
Безнравственен? Он разве ж виноват
в том, что в него вселился психопат?
Безжалостен? Да климат тут суровый...
Неистов? Злобен? Не смешите зал,
Вы знаете, что Вагнер написал
"Полет валькирий" с Людвига Второго?
Не пропадет его сизифов труд,
куда б ни удалился высший суд
для совещаний явных или тайных...
Пацан бежит по доскам босиком,
и по Кокшаге ходят косяком
безбашенные башни Нойшванштайна.
