Совершенно напрасно я когда-то рассиропился, что, мол, стану уступать старушкам место в общественном транспорте. Тутошние старушки в вопросах хлеба и зрелищ молодому поколению еще фору дадут. У них, наверно, с войны рефлекс остался.
Но по порядку.
Каждую пятницу я даю себе зарок ехать в Real закупаться в субботу с утра, чтобы не стоять ближе к закрытию в километровых очередях у касс (в Германии супермаркеты вырубаются в 4 часа дня субботы и до утра понедельника едой можно поживиться только в общепите или на заправках) и купить любимые вишневые пирожки (пекарня работает до обеда). Однако раньше двух я там все равно никогда не появляюсь. Пряники без кнута невкусные, я давно заметил.
Сегодня, проснувшись, решил, что сперва надо бы позавтракать. Позавтракав, решил, что надо бы посмотреть жеребьевку ЧМ по футболу... Ну, ясно.
Прихожу, короче, в Real. Народу тьмы и тьмы, в громадном загоне для тележек нет ни одной свободной. Стоит небольшая очередь из трех старушек. Пристраиваюсь за ними. Все они быстренько отележиваются, настает мой черед. Смотрю, идет какой-то мужик, катит родимую. Но что за черт. Сбоку на ней висит старушка - божий одуванчик, в чем только жизнь теплится, однако за тележку держится крепко. И на лице такая блаженная улыбка, как будто только что узнала о рождении правнука, выигрыше в лотерею и снижении цены на конфитюр на 10 пфеннингов. Ну не ругаться же с ней, жду дальше.
Другой мужик появляется, другую тележку катит. Но и к той старушка прицепилась, еще хуже первой, вообще на ладан дышит, костыли за кормой известную мелодию Шопена выстукивают.
Ладно, выхожу из загончика, сейчас, думаю, у кого-нибудь прямо здесь тележку перехвачу. Хрен там. Только замечу освобождающуюся, как рядом материализуется новая старушка с улыбкой девы Марии сразу после непорочного зачатия, а технике ее рывка с места может и бенджонсон спокойно поучиться. На длинные дистанции у них, конечно, уже дыхалка не та, но в дисциплине "30 метров за тележкой" тут без пропеллера в жопе с ними тягаться бесполезно.
После пятого примерно проигранного забега меня охватило неподдельное отчаяние.
"Господи, -возопил я,- владыко небесный, что же я делаю тут, в чужом краю, вдали от девушек с коромыслами и родных до боли в горле осин? Почто я, нещастный, заброшенный, недоязыкий и тормознутый, должен терпеть ныне сии муки адовы? Ужель оставил, Отче, ты меня своей милостью? Ужель не защищаешь ты боле униженных и оскорбленных, Господи, и не указываешь сиротам в житейском мраке путь истинный?".
Этот трагический монолог был довольно невежливо прерван посредством удара тележкой чуть ниже моей ватерлинии.
"Нужна? Гони марку залога - хрипло сказал небритый похмельный ангел, - и дуй сразу в хлебный, там наши ребята для тебя последние две упаковки вишневых пирожков держат, а потом в 14-40 жди около восьмой кассы, она как раз откроется, и тебе не придется полчаса в очереди париться".
И было так. И это было хорошо.
