Он ворвался в Сбарро в своем прославленном лётном шлеме, и ангелы-хранительницы Раскова и Осипенко жужжали над ним на бреющем полете.
"Идите все в жопу, - поздоровался он с нами, - если здесь дают спагетти, я никуда отсюда не уйду."
Он был могуч, как стая туч, и прекрасен, как Вакх на шестой день тв.
Но пронесся уже по охотным рядам пиццеедов шепоток "Это он. Да не может быть? Тот самый!"
И впечатлительные девушки таяли мороженым на горностаевые шубы...
И собиратели автографов с загоревшимися желтым светом глазами уже искали на подносах салфетки почище...
"Ну хорошо, пойдем в Гнездо глухаря", - смилостивился он, и Раскова с Осипенко на радостях сделали бочку, иммельман и тройной аксель.
"А вот здание журфака МГУ, - просвещал он гостей столицы, - я ходил сюда семь лет. Два года в армии я ходил сюда заочно. Перед ним, смотрите, сидит Ломоносов. Есть поверье, что когда из дверей журфака выйдет девственница с красным дипломом, Ломоносов встанет. Пока, как видите, сидит."
"Он так заразительно смеется своим непритязательным шуточкам, что поневоле улыбаешься", - тихо съязвил
maccolit за спиной. А лётный шлем несся вверх по Никитской, и метель расступалась перед нами коридором, и причастные тайнам, блестели звезды на ангельских фюзеляжах.Перед консерваторией обреченно сидел Чайковский...
Мы приземлились в кафе и пустили по кругу его фляжку с честной надписью "Самому крутому". Официантка узнала его и с трудом скрыла радость подносом. "Как Ваш новый роман?", - почтительно осведомился я. "Трудно идет, мучительно, но к весне доломаю, - ответил национальный бестселлер, - всего в нем будет 700 страниц. 500 уже есть. Называется Орфография. Главного героя зовут Ять. Если у вас есть вопросы по отечественной истории - я отвечаю в нем на все. Больше ничего не скажу", - и демонстративно воззрился на алсующий телевизор.
Заговорили об искусстве.
"В России немного хороших поэтов,
karaulov, - заметил он после третьего глотка из фляжки, - я, ты, ну еще, может, человек шестьдесят от силы..."Накушавшись, отправились обратно.
Трогательно расставались у метро, я неумело прятал слезы в уголках шарфа.
"Си, юлэйта", - сказал он мне напоследок.
Я промолчал. Да и к чему тут слова. Тем более, я не знаю итальянского.