В Бремене в субботу я видел по телевизору Министра Швыдкого. Он говорил, что произведения искусства надо вернуть в Бремен.
Жизнь определенно стала закольцовываться.
Году в 96 или в 97 я зашёл в Континент за авторскими экземплярами, а Игорь Иванович Виноградов сказал, что журнал как раз получил приглашение на съезд молодых литераторов. Имени Моцарта. Или Аркадия Гайдара, не помню. Так не сходить ли мне на.
Уже в вестибюле съезда я встретил Ряд Важных Персон. В частности, там были Депутат Ю и Министр Швыдкой. К последнему подлетела дама, вся в следах былой красоты: "Михал Ефимыч, я по поводу вашей теле..." (и дальше зашептала на ушко).
Всего в зале собралось человек 100. Министр Швыдкой (с впившейся в левое ушко дамой) сел на ряд впереди меня.
С моего места открывался прекрасный вид на его лысину.
Надо сказать, что в то время по утрам я созерцал исключительно банковские выписки, и мне показалось, что лысина по сравнению с ними заметно выигрывает. Она чутко реагировала на дамины нашептывания, становясь то багрово-красной, то нежно-розовой, как начинающий лосось.
Пуристы могли бы возразить, что банковские выписки более информативны, но я не был столь придирчив.
Сама обстановка съезда восхищала меня.
На трибуну один за другим поднимались люди и говорили о том, что Нужно, о том, что Необходимо и о том, что Пока Не.
И о том, что русская литература все ещё не на правильном пути. И может не прибыть в пункт назначения по расписанию. А то и вовсе не прибыть.
Я попытался конспектировать речи докладчиков, чтобы сделать отчет для пославшего мя издания, но заблудился в рекурсивных причастных оборотах.
Тут с трибуны сказали, что каждый из нас должен решить, что он может на своем месте сделать для русской литературы.
На своем месте я мог, честно говоря, немного. Разве что плюнуть на лысину Министра Швыдкого. В рамках художественного перформанса. Для этого не пришлось бы далеко идти и поначалу я не нашёл в этой идее скользких мест.
Я уже собрал было слюну в кулак, но тут некстати объявили перерыв. После которого во мне поселился червь сомнения.
В школе на уроках биологии мы видели фильм про мальчика, в котором жил довольно большой (до 6 м) червь сомнения. Мой был поменьше, но тоже очень въедливый.
В частности, он утверждал, что своим поступком я брошу тень на уважаемое издание, которое представляю. Я оправдывался, что Континент исторически был рупором диссидентства, то есть я уйду не далеко от генеральной линии.
Пока суть да дело слюна как-то рассосалась. Некоторое время я согревал себя тем, что для блага русской литературы лучше набью морду Депутату Ю, но тут как раз последнему дали слово, и он направился к трибуне.
Оценив размах плеч Депутата, я пришёл к неутешительному выводу, что скорее морду набьют мне. Тем более что там, где у него фитнесс-клуб и правильное питание, у меня только потливость и геморрой.
Следующие два часа съезда я влачил жалкое существование.
Потом объявили обеденный перерыв, принесший мне очередное унижение. С трибуны сказали, что те, у кого есть карточки участников съезда, идут бесплатно питаться в близлежащее кафе.
Я тщательно себя ощупал и не обнаружил никакой карточки.
Это заставило задуматься. Я вдруг понял, что с самого утра не видел ещё ни одной банковской выписки. И мне их остро недостает.
Тут как раз ожил мобильный телефон, клиент ждал меня в офисе, я поймал частника и бросил отечественную словесность на произвол с.
Впоследствии я часто думал, что плюнь я тогда на лысину Министра Швыдкого, русская литература могла бы нынче цвести и плодоносить. Не говоря уж о том, что колоситься и благоухать.
И не стояли бы мы теперь, сгрудившись, над её хладным телом, и не жевали бы суетливо горькие сопли и не отгоняли бы от неё гламурными газетками зеленых мух забвения.