Меня вот почему-то вспоминали в Пушгорах.
Я сам там никогда не был, но у меня, как всегда, есть история.
Году в 96-м ДК уехал куда-то с байдаркой, намереваясь по дороге посетить довлатовские места. Вернулся очень гордый. Привез кассету.
Ну мы, натурально прильнули к голубому экрану.
В начале кассеты были качающиеся пейзажи и другие излюбленные находки начинающих кинематографистов, такие как 15-минутная новелла "Вид на сапоги оператора". Сапоги шли по пыльному проселку.
Потом нам показали деревянный дом.
"А вот здесь обитает знаменитый Михал Иваныч", - сказал голос ДК.
(мужика звали по-другому, но оставим имя довлатовского персонажа).
В следующем кадре ДК и Михал Иваныч сидели за столом. Между ними стояла початая бутылка и тарелка с картошкой в мундире.
- Значит, Сергей жил здесь у вас? - задал вопрос ДК.
- Улюшки-уюшки-апчо-ёный-ёпта-ца-уёная-ёпт
Более всего это напоминало журчание водки, наливаемой в стакан. Несущие повествовательную нагрузку лексемы были разбавлены в естественной пропорции 40 к 60 гением народа-языкотворца. Смысловая ректификация не представлялась возможной.
Михал Иваныч с видимым презрением относился к корням слов. Его речь являла собой хоровод суффиксов и вихрь окончаний.
- Ёпта-сца-ани-уюшки, - подтвердил он.
Камера выключилась и опять включилась.
Бутылка на столе опустела.
- И что, правда, собаки через дыры в полу заходили? - интересовался дотошный ДК.
- Ёпта-сца-на-яшке-ёптана-пиздёж - отвечал Михал Иваныч.
- А вообще, скажите, Сергей много приврал в своей книге?
- Ну ёнай-ёпта-анки-хуянки-пиздёж - сказал Михал Иваныч и горестно взмахнул руками.
Кассета закончилась.
- С одной стороны, Дима, я чувствую, что человечество будет тебе признательно за этот вдохновенный репортаж, - сказал я ДК, - но с другой стороны предвижу ряд объективных трудностей при расшифровке. Отдельные нюансы не поддаются однозначной трактовке. Ты сам-то его понимал?
- Вначале не все, - честно признал ДК, - но где-то с середины второй бутылки была полная ясность.