как раз вчера дочитал "Письма в Древний Китай" до этого места
Эти увеселения считаются крупнейшим празднеством года и длятся около половины лунного месяца, объяснил он. Называют их "Праздником осенней Луны" и проводят на огромном лугу неподалеку от центра города. Описать их невозможно. За всю свою жизнь я, пожалуй, не видел вещи, которая вызвала бы у меня большее отвращение. Тем не менее, я провел там несколько часов. Уже издали было видно зарево над домами, точно там разгорался невиданный пожар. Чем ближе мы подходили, тем громче и невыносимее становился шум. Хоть я и привык передвигаться по городу без всякого страха, здесь я вынужден был крепко ухватиться за рукав господина Ши-ми. Со всех сторон на меня обрушивались визг, треск, звон, издаваемые тысячами бубенцов, барабанов и трещоток. Оказалось, это - музыка. Чтобы расслышать друг друга, нам приходилось кричать во все горло. - "Что сказал бы мастер Бэй Тхо-вэнь, если бы услышал все это?" - прокричал я. - "Он же был глухой! " - крикнул господин Ши-ми мне в ответ. - "Да, теперь я понимаю! " - воскликнул я.
Сначала я просто ничего не видел. Когда же глаза мои привыкли к слепящему, мелькающему и вспыхивающему свету бесчисленных ламп, я разглядел огромные вертящиеся колеса и парящие в высоте качели; в них болтались большеносые, одержимые отчаянной храбростью - или, скорее, самоубийственным желанием узнать, что чувствует выпущенный из пращи камень. Кругом воняло, ибо эти увеселения, очевидно, подразумевают и возможность справлять нужду везде, где бы она ни дала о себе знать, а поскольку важнейшим из увеселений большеносые считают поглощение неограниченного количества Бо-шоу и Малюй, то и опорожняться им приходится часто и помногу.
Я, конечно, отказался от удовольствия поездить на гигантском колесе или болтающихся цепях. Но после того, как я, - все еще крепко держась за рукав моего верного друга, - в течение почти целого часа осматривал это празднество, мне ничего не оставалось, как последовать за господином Ши-ми в одно из "питейных заведений". Это оказался огромный шатер, где из-за человеческих испарений пахло, как в конюшне. Группа музыкантов на небольшом возвышении в середине шатра исполняла громкую и резкую музыку, не имеющую ичего общего с музыкой мастера Бэй Тхо-вэня. Большинство людей было одето в
странные зеленые одежды, а на головах у них были смешные маленькие шляпы. Невероятно толстые служанки, которых, по словам господина Ши-ми, долго учат дному-единственному трюку - носить в руках по десять, двенадцать и больше кружек "Бо-шоу" одновременно, пробирались от стола к столу, раздавая кружки.
Платить надо сразу. Большеносые - многие со странными украшениями, бумажными цветами или хвостиками каких-то животных на шляпе - хлопали себя по бедрам и вопили без видимых причин. Не успеет служанка принести кружки, как они, широко разинув рот, уже опрокидывают их целиком себе в глотку. Через определенные промежутки времени музыканты, и без того заглушающие своей музыкой все на свете, исполняют одну и ту же короткую, но, судя по всему, чрезвычайно любимую публикой песню, смысл которой остался мне не совсем ясен. Сначала они выкрикивают какие-то слова, после чего следует три страшных удара по огромному барабану. По этому знаку все поднимают свои Бо-шоу, и каждый заливает в себя столько, сколько может поглотить за один раз. Затем все начинают дико вопить и звать служанок, чтобы те принесли новые кружки. Тогда в шатер с улицы вкатывают огромные бочки, и здоровенные демоны в кожаных фартуках, с ладонями, как лопаты, протыкают эти бочки в известных местах, чтобы жидкость хлынула в кружки.
Ясно, конечно, что захмелевшие большеносые в самом скором времени начинают спорить друг с другом или с подносящими кружки служанками. Этот спор моментально переходит в драку, и тогда появляется еще один демон с руками-лопатами: он хватает смутьяна, беспомощно болтающего ногами, и вышвыривает из шатра вон. Все это сопровождается более или менее сочувственными воплями его товарищей, после чего музыканты снова заводят любимую песню, и все подхватывают ее грубыми, низкими голосами. Продолжается это примерно до полуночи; тогда свет в шатре гасят и бочек больше не вкатывают. Одни из большеносых к тому времени уже лежат под столами, другие же, совсем опьянев, принимаются колошматить кружками по столу, требуя еще Бо-шоу. Но им не дают. Следует воздать должное мудрости городской управы, ограничивающей распитие этого напитка, - очевидно, из страха перед тем, что иначе большеносые разнесут весь город. Музыканты тоже собирают свои инструменты. В шатре раздаются лишь брань да отрыжка пьяных. Наконец они расползаются по домам.
Пошли и мы, ступая с осторожностью, чтобы не угодить в дерьмо или блевотину; я был совершенно оглушен. Большеносые же выдерживают все это четырнадцать дней подряд. Видимо, таким образом они пытаются забыть о своем недовольстве или изгнать его из своей души силой. Некоторые - из тех, конечно, кто еще способен держаться на ногах, - бросают в воздух шапки и издают громкие нечленораздельные крики. Многие садятся в свои повозки Ма-шин и нередко наезжают на дерево, вызывая у остальных неудержимый хохот. Таковы увеселения большеносых.