"Чуден Днепр при тихой погоде." Чувак, который это написал, никогда не мешал коньяк, пиво, водку и коктейль "Секс на пляже". Скорее всего он вообще был абстинентом. А я мешал. Поэтому у меня не сложилось четкого мнения ни о Днепре ни о погоде.
В голове было вообще неспокойно. Там царило зыбкое равновесие между варфоломеевской ночью и утром стрелецкой казни. Когда вертолеты уже улетели, а оркестр духовых и ударных еще не выдвинулся. И только стучит в височную кость безумный нейрон.
Увидев ждущего меня Т., я попросил водителя остановиться, после чего вольно и плавно вывалился из такси. Т. достал меня из лужи, отряхнул и отечески похлопал по плечу.
"Пойдем пить кофе", - сказал он.
Рядом было здание с колоннами. Кажется, оно называлось "Украинский дом". Но внутрь, где кофе, пускали только по каким-то пропускам. Д. показал охраннику корочку. На ней почему-то было написано Ernst&Young. Я показал язык. Нас не пустили.
На выходе из "Украинского дома" Т. встретил какого-то знакомого чувака и бросился с ним лобызаться.
"Знаешь, кто это был?" - спросил меня Т., когда мы уже сидели в ресторане и допивали кофе.
"Неа..." - мотнул я головой.
"Это же Олесь Доний! Ты наверняка его знаешь!" - сказал Т. с некоторой экзальтацией.
"А откуда я его должен знать?" - спросил я и замер, пораженный внезапной догадкой, - "Неужели это тот самый хрен, который стаскивал меня сегодня ночью со сцены в стриптиз-баре?"
Я меньше суток пребывал в Киеве и пока не мог похвастаться обилием новых знакомств.
Тогда Д. рассказал мне, кто такой Олесь Доний и чем он знаменит.
"Вот, кстати," - взбодрился я, - "90-й год. У меня с тех пор на тебя зуб. Все эти московские сэйшны украинских студентов... Национально-освободительное движение... Листовки, автор которых никак не мог выбрать между шизофренией и паранойей. А ты ведь распространял эту херню по студгородку. В борьбе за идею. Сперва я даже подумал (ты же знаешь, я был тёмный забитый мальчик, выросший на задворках империи), что ты ёбнулся. Но эта версия как-то не отвечала студенческому духу товарищества и братства. И я решил (просто для себя), что это такая игра, в которую ты играешь. И весь этот кричащий национализм просто часть игры.
Помню, как раз тогда же Рашид ощутил свою русскость, сменил имя и записался в общество "Память". То есть хохлы катили бочки на кацапов, кацапы на жидов, жиды на... нет, конечно, можно вписать сюда и ительменов с алеутами... но, давай, для простоты считать, что жиды катили обратно на хохлов. Допустим, Вова Энгельман сидел в своей комнате и покрывал глобус Украины тайными каббалистическими письменами.
То есть образовалась замкнутая игровая система. В которую вы играли, конечно же, надеясь на выигрыш. И договорившись с собой, я перестал обращать на всё это внимание.
Теперь смотри, прошло почти десять лет независимости. Достаточное время, чтоб твои тогдашние заслуги были оценены по достоинству. Я был уверен, что ты стал, если не депутатом Рады, то хотя бы министром сексуального воспитания.
А вместо этого тебя не то, что не узнают в лицо, но даже в "Украинский дом" не пускают без грёбаного пропуска.
Получается, вас просто употребили, когда вы были нужны, а потом скомкали, выбросили в урну и забыли.
Короче, я глубоко и всесторонне разочарован. Идеалы низвергнуты, вера поругана, на площади светлого будущего, как всегда, темно и насрано. Я даже не знаю, как ты теперь сможешь искупить свою вину".
Т. спрятал в карман кисет, прикурил трубку и подозвал официантку:
"Будьте добры, борщ с пампушками и бутылку водки".