… а помнишь, Димыч, давеча седой
профессор с двухколейной бородой
нас отучал от праздности и лени
слова летели к сумрачным хорам,
а мы соображали: если храм -
так значит надо падать на колени
и созерцать реликвии: экран
"Агата", подпись Тьюринга, стакан,
не мытый с двадцать пятого партсьезда,
пел Лещенко, поскрипывал верньер,
метался сумасшедший инженер,
увитый перфолентой. Только вместо
восторга пред ниспосланной с небес
теорией творения чудес,
молитвы, односпального алькова
в холодной келье с видом на амвон
и протчая... мы просто вышли вон,
в удушливое марево мирского.
И позже в банке, фирме, кабаке,
пустив слезу по розовой щеке,
мы восклицали: "Физика едрёна!"
и представляли мир, что твой лубок,
в котором из машины лезет бог
и машинально движет электроны.
Но время космогонию под дых
лупило. В ходе выноса святых,
обзаведясь кто арфою, кто лютней,
попы бежали в кущи горних сфер
и даже сумасшедший инженер
нашёл себе психушку поуютней.
И добродетель щерилась грехом,
алтарь порос вонючим чёрным мхом,
патину затянула паутина
Раз в год, приняв на грудь по двести грамм,
торговцы строем шли в знакомый храм
и пили с мародёрами, картины
распада - пепел, грязь под каблуком,
блевоту - лорнетируя тайком
с гримаскою лощёного цинизма
и размышляя сонно, не видна
ли здесь и наша что? судьба? вина? …
так божий свет проходит через призму
и попадает в точки A, B, C,
и мы теперь стоим на том конце
в одной из них (допустим, в А) с пустою
надеждою узнать, что было бы…
вокруг трофеи, лоции, гробы,
и темнота объята темнотою.