Все началось с того, что в очередной раз убили Марселя Райха-Раницкого. МРР - бодрый авантажный старикан - звезда и смерть немецкой литературной критики. "Надо отдать ему должное, - говорил розендорферовский Альбин Кессель. - Надо отдать ему должное. При рецензировании он не выказывает ни малейшей предвзятости. Если он по ошибке прочтет какую-нибудь книжку вторично, то несет совершенно новую чушь." В конце 90-х МРР понял, что с помощью отдельных книг типа "Наш Грасс", "Наш Гейне" и пр. ему понадобится еще около 150 лет, чтобы выйти на статистически значимые рубежи, поэтому он разрубил все гордиевы узлы (наш? не наш?) одним махом, издав т.н. Канон Немецкой Литературы. Оставшиеся за отрогами каньона (сиречь "не наши") писатели, конечно, обиделись - свойство, всасываемое писателем с молоком (зд. в перен. см.) альма матери - и принялись ожесточенно сублимировать. Через 9 месяцев на свет появился первенец (весьма редкий для процесса сублимации эффект, если, конечно не сублимировать в стаканчик в специально оборудованных пунктах приема) - роман, в котором МРРа душили струной от баяна, после чего он падал с крыши небоскреба, возгорался при вхождении в плотные слои атмосферы и хлопался об асфальт, где его рвали на части голодные крокодилы. И тут пошло-поехало. Не проходило месяца без новой книжки, в которой МРР гиб (гибнул? гибся?) каким-нибудь свежим изощренным
Тут и появляется Экхард Хеншайд, о котором, собственно, пойдет речь в этом рассказе.