Осенью в нашу часть прислали нового командира. По фамилии Гробовой. Начштаба, кстати, звали Могильный. На въезде в часть стоял плакат: «Воин, memento mori!». Ладно, ладно, шучу. На самом деле: «Воин, помни: до границы нашего злейшего врага, США – 632 км!» Так и живу всю жизнь с этим ощущением.
До приезда нового командира утренняя зарядка выглядела так: рота строилась на плацу, и, проникновенно шаркая сапогами, выползала за ворота части. Юный лейтенант Артемьев предлагал: «Давайте пробежимся!», пытаясь зажечь нас собственным примером. Старослужащий Сметанин прикуривал об пламенного лейтенанта первую утреннюю папиросу.
С приходом Гробового все изменилось. Теперь зарядку он проводил сам. Начинал он ее с энергичного обращения к военнослужащим. Так как полковник не выговаривал около половины букв, его речь была похожа на устный вариант знаменитой рукописи Войнича. По вечерам криптографы второго года службы вели жаркие дискуссии о смысле сказанного. Мифист Денисов утверждал, что полковник говорил о корреляции здорового тела со здоровым духом. Физтех Трусов возражал, что речь шла скорее об импликации тяжести в учении и легкости в бою. Не вызывала разногласий лишь привязанность оратора к беговым упражнениям по шведской системе («сецкой сисеме»).
Закончив спич, полковник подбегал к ближайшему сугробу, внедрялся в него (здесь надо отметить, что на Камчатке привыкаешь смотреть на сугробы снизу вверх) и принимался торить дорогу по снежной целине. Рвачи и карьеристы бежали за ним, преданно глядя на подметки, чем протаптывали дорогу остальным. Впрочем, на полпути сугроб заканчивался и начиналось шоссе, обледенелое, как улица Риппербан.
- Екарный карбонат! – сказал вечером старослужащий Сметанин. – В гробу я видaл такого Гробового.
- Остается только надеяться, что какой-нибудь заяц утонет в сугробе или свернет себе шею на шоссе, - вздохнул я. – Тогда эту шведскую систему сразу запретят.
Мое пророчество исполнилось через пару недель. Чья-то корпулентная тень рухнула на сумеречное шоссе с чавкающим звуком. Вернувшись в часть мы стали считать раны, товарищей считать и недосчитались полковника Гробового. Позже его подобрали, обогрели и с переломом ноги увезли в гарнизонный госпиталь. Там ему приснился летчик Мересьев. Он спустился с небес в белых развевающихся одеждах, с ореолом вокруг головы и рек: "Встань и иди!". Не успели хирурги собрать ногу из доставленных к ним фрагментов, как полковник встал и пошел, благодаря чему врачам пришлось задуматься над паззлом второго порядка.
В отсутствие полковника мы, естественно, вернулись к исконным формам проведения утреннего досуга. Увы, дом, в котором жили офицеры, стоял совсем рядом с воротами части. Однажды, в тот самый момент, когда старослужащий Сметанин прикуривал об лейтенанта Артемьева первую утреннюю папиросу, в подъезде офицерского дома послышался какой-то странный шум и на крыльцо выкатился разъяренный полковник Гробовой, преследуемый костылями. Оказывается, его как раз выписали из госпиталя. Мы немедленно показали, что уроки корреляции и импликации были нами усвоены. Через десять секунд в пределах видимости полковника не было ни единого солдата, и лишь дымящийся на асфальте бычок доказывал, что вид зевающей, рассупоненной и лениво почесывающейся роты не был миражом.
Полковник отбросил костыли и назначил кросс на десять километров в полной выкладке. Сам он прибежал на финиш вторым, сразу за лейтенантом Артемьевым. Месяц после этого его возили на машине даже в сортир. Пример полковника Гробового успешно доказывает, что человеческий организм способен преодолеть любые преграды, которые ему создает отсутствие головного мозга. Я до сих пор жду, когда он, наконец, станет министром обороны или хотя бы начальником генштаба. Впрочем, возможно, он уже стал, только под другой фамилией.
Другие байки про армию:
Секреты военной науки
Суворовский натиск
