Игорь Петров (labas) wrote,
Игорь Петров
labas

Category:

too many popovs


1. Викторин
В книге «Камни и корни» Борис Пильняк так описывает свою поездку из Китая в Японию в марте 1926 г.:
В Симонэсеках встретили меня - уже не один, а с полдюжины ину [«собака», презрительное название сыщика - ИП]. В шипении и в отчаяннейшей, непреклоннейшей вежливости одни записывали имя моей бабушки, другие диктовали мне «Объявление», в коем «я, нижеподписавшийся», обязался не нарушать японских правил общественного порядца и не заниматься коммунистической пропагандой. Под надзором ину я ходил в сортирчик. Ину повел меня в ресторан. Ину взял мне билет...
Меня обыскали, перерыли мои вещи, ко мне приставили конвой, - все мои действия и желания предупреждались ину, ину даже решил за меня, что я хочу есть. Со мной ехал Викторин Попов, к нему тоже приставили ину, обыскали, только не брали «Объявления»
.


Вот что рассказывает о спутнике Пильняка французская исследовательница его творчества Дани Савелли:
Викторин Попов, которому в ту пору исполнился 31 год, приехал в Харбин 4 марта и остановился в Гранд-отеле, где к этому времени уже находился Пильняк. См. письмо японского Министерства внутренних дел, разосланное полицейским управлениям всех японских префектур, от 5 марта 1926 г... Он отплыл из Китая на том же судне, что и Пильняк, и одновременно с ним приехал в Токио. Официально Викторин Попов был главой синдиката по производству растительного масла и прибыл в Токио, чтобы вести переговоры о поставках льняного масла в Японию (см. донесение полиции от 26 марта 1926 г.)... Он выпустил книгу о соевом масле (см.: Попов Виктор. Соевые бобы и сырьевая проблема жировой промышленности М.; Л.: Промиздат, 1927). Возможно, именно ему Пильняк обязан подробным описанием производства соевого масла из повести «Большое сердце», написанной во время его написанной во время его пребывания в Японии. Вполне вероятно, что они вместе посетили маслобойню в Харбине.
В донесениях японской полиции Попов предстает весьма сомнительной личностью, прибывшей на Дальний Восток отнюдь не ради торговли растительным маслом.
В донесении, поступившем через два дня после его приезда в Токио, упоминается также о его конфиденциальных встречах со студенткой Еленой Терновской, личность которой также вызывала у японской полиции большие подозрения. Там же отмечается, что в беседе с журналистом из газеты «Хоти» он не отвечал на заданные вопросы. В другом полицейском донесении обращается внимание на то, с каким уважением его принимают в советском посольстве «так как он является важной персоной» (см. донесение от 10 апреля 1926 г.) Вне всякого сомнения, между Пильняком и Поповым завязалась дружба. Дочь Пильняка Наталия Соколова нам подтвердила в октябре 1999 г., что Попов был близким другом ее отца...

Но, по всей вероятности, перед этим загадочным и опасным спутником не стояло задачи следовать за Пильняком повсюду, куда бы он ни пошел. В донесении полиции от 10 апреля 1926 г. говорится, что приятели встречаются каждый день, но также указывается и на то, что Попов совершает поездки по японской провинции один, без Пильняка. Отметим, что в прессе только однажды, в день приезда, сообщалось о присутствии Попова на вокзале, среди сопровождавших писателя лиц. И, наконец, последнее обстоятельство: Попов уехал из Токио 11 апреля, 18 апреля он сел на корабль в Кобэ, направляясь в Нагасаки, после чего проследовал в Шанхай (см. донесения полиции с 12 по 15 апреля 1926 г)
.
В японских журналах «Asahigraf» и «The Osaka Mainichi» были опубликованы фотографии прибытия Пильняка, его (гражданской) жены, актрисы Ольги Щербиновской и Попова (который, правда, назван «Ивановым») на вокзал. Попов и Пильняк еще раз встречаются в Осаке, где Пильняк обедал в компании Викторина Попова, импресарио Иосифа Комиссаржевского и исполнительницы фольклорных песен Ирмы Яунзем. Также Савелли упоминает, что Попов возвращался назад в Москву с музыковедом Исидой Киёдзи, который в Хабаровске встретился с Поповым, и дальнейший путь в Москву они проделали вместе. (См. открытку Исиды Киёдзи и Викторина Попова, адресованную Нобори Сему.) Дани Савелли приводит такие биографические данные Викторина Попова: (1895-?).

Тот Викторин Попов, которого мы знаем по истории Глеба Травина, родился в 1900 г.
Первая его книга, которую мне удалось найти – сборник «Юшар» (1932), впоследствии дополнявшийся и издававшийся под другими названиями. В середине 30-х Попов охотно пишет в соавторстве с более известными авторами - с Глебом Алексеевым (книга «Иссык-Куль», 1933); Сергеем Клычковым (очерк «Зажиток», 1934), Борисом Пильняком (очерк «Об игрушке», 1936).

Сергей Клычков был арестован 31 июля 1937 г., расстрелян 8 октября. Борис Пильняк был арестован 28 октября 1937 г. расстрелян 21 апреля 1938 г. Глеб Алексеев был арестован 26 апреля 1938 г, расстрелян 1 сентября.
На допросах имя Попова называлось не раз. Вот, к примеру, протокол допрос Клычкова:

Вопрос: Солидаризировался ли Попов с вашими антисоветскими взглядами?
Ответ: Безусловно, да. Попов знал о моих связях и настроениях и оставался со мной до последнего времени в самых близких взаимоотношениях. Больше того, он записывал и хранил у себя мою насквозь контрреволюционную книгу «Пьяные беседы»
Вопрос: Дайте более подробные показания о контрреволюционных настроениях Попова.
Ответ: Попов Викторин является безусловно человеком контрреволюционным. Он хитрый враг. Умеет ловко маскироваться под мишурой цитат и ортодоксальных рассуждений. Известна мне также его теснейшая связь с Пильняком, который однажды назвал мне его «своим» человеком. Знаю также о его связях с троцкистами Хорошевым и Перепелицыным (сейчас сосланными). Он хорошо знал об их троцкистских убеждениях и все-таки поддерживал с ними самую близкую дружбу. После ссылки Попов поддерживал связь с их женами, а через них и с самими Хорошевым и Перепелицыным.

О том же у Д.Савелли:
имя [Попова] всплывает также в протоколах допросов Пильняка. На допросах Пильняк упоминает о нем как о писателе. Попов был автором многих книг, написанных, в частности,в соавторстве с Глебом Сергеевым [оговорка, правильно: Алексеевым] и Сергеем Клычковым, что не мешало ему быть агентом ГПУ. Подозрения японской полиции подтверждает и жена Сергея Клычкова, говорившая... что Викторин Попов спаивал ее мужа, а его жена записывала антикоммунистические высказывания Клычкова.

Пока соавторов допрашивали, Попов трудился на Севере, где познакомился с народной сказительницей Марфой Крюковой (впервые он приехал к ней в 37-м еще вместе с Алексеевым и актером И.Ильинским). Вскоре он стал ее литобработчиком (Попов: Марфа Семеновна устала, силы ее поддерживала мечта о предстоящей поездке на Кавказ, на родину вождя. О Сталине она давно собиралась сложить большую новину. И вот, Союз советских писателей командировал ее, совместно со мной, на Кавказ. Радости ее не было предела. Новина была , конечно, сложена: Много силушки славной в земле Советской, Много мудрости у дорогого вождя у Сталина!)
Позже, когда пути Попова и Крюковой разошлись, Марфа Семеновна тепло вспоминала о сотрудничестве и упрекала нового литобработчика в искажении творческого метода: Заставляешь меня стару пасть драть! А Викторин Аркадьевич, премудрый писатель, мне говорил: Ты, Марфа, пойди погуляй, а я попишу!.

В начале войны Попов оказывается на Урале:
Картофель ... служил главным подспорьем к рациону. С Сухоложским районом у нас установились дружеские связи. Туда, по договоренности с райкомом партии, мы и надумали направить своего заготовителя.
[За картофелем] поехал Викторин Попов, москвич, мужчина высоченного роста и незаурядной физической силы. Я упоминаю об этом потому, что другой, с худшими физическими данными, вероятно, и не справился бы с заданием. Он уехал — и как в воду канул. Прошла неделя, другая. Ни слуху ни духу. Надвигалась зима, а Попов уехал в драповом пальтишке. Мы уже начали тревожиться: все ли с ним ладно? Беспокоилась семья. Наконец на исходе третьей недели разнеслась весть: приехал Викторин, пригнал целый вагон картошки.

(воспоминания писателя Бориса Рябинина)

Затем Попов попадает в Ашхабад, где переводит с туркменского, редактирует и пишет свое, кажется, единственное произведение большого формата - исторический роман «Узбой» (журнал “Совет Эдибияты”, NN 7-8, 1945; NN 3-4, 1946, отдельным изданием, кажется, не выходил.)
Последние найденные мной публикации: «Больше леса Родине (Дела и люди треста Комипермьлес)» (Кудымкар, 1948); «Живая история» (Молотов, 1949). Дата смерти: 1949. Никаких некрологов и хотя бы кратких биографий мне обнаружить не удалось.

2. А.П.
В книге «Корни японского солнца» Борис Пильняк так описывает свою поездку из Китая в Японию в марте 1926 г.
В Симонэсеках встретили меня - уже не один, а с полдюжины ину. В шипении и в отчаяннейшей, непреклоннейшей вежливости одни записывали имя моей бабушки, другие диктовали мне «Объявление», в коем «я, нижеподписавшийся», обязался не нарушать японских правил общественного порядца и не заниматься коммунистической пропагандой. Под надзором ину я ходил в сортирчик. Ину повел меня в ресторан. Ину взял мне билет...
Меня обыскали, перерыли мои вещи, ко мне приставили конвой, - все мои действия и желания предупреждались ину, ину даже решил за меня, что я хочу есть. Со мной ехал т. Попов, председатель Масложирсиндиката, к нему тоже приставили ину, обыскали, только не брали «Объявления».
.


Эта поездка находит неожиданный отклик в официальных кругах. 18 февраля 1927года «Правда» публикует постановление Президиума МКК и Бюро МК ВКП(б) о деле председателя правления Масложирсиндиката Попова: Попова А. П., как чуждый, разложившийся элемент, злоупотреблявший доверием партии и советской власти, из рядов ВКП(б) исключить и привлечь к уголовной ответственности. В подверстанном к постановлению фельетоне уточняется:
Попову была предоставлена 2-месячная командировка в Китай и Японию „для выяснения этих стран в отношении растительных и животных жиров”. Во время разбора дела в МКК выяснилось, что настоящая цель поездки Попова в Китай и Японию, обошедшаяся Масложиртресту в 40 000 р., было желание сопровождать писателя Пильняка в его поездке по этим странам... Уехавши в момент тяжелого финансового кризиса синдиката в тот момент, когда синдикат только-только оформился, Попов вместо указаний о работе синдиката с пути, а также из Китая и Японии периодически посылал „доклады” в правление, где описывал свои похождения: посещение публичного дома, вечеринку вместе с Пильняком у проф. Устрялова, споры с Пильняком о месте последнего в литературе, причем якобы Пильняк (в передаче Попова) не примиряется с меньшей ролью, чем роль Толстого, или с ролью, близкой той, которую играл Толстой; описание своего и Пильняка туалетов и пр. в таком же выдержанном „деловом” тоне.
Формально цель поездки Попова, по его словам и по словам членов правления, — выяснение в Китае и Японии вопросов о соевых бобах. На самом же деле ни о каких соевых бобах Попов за границей не думал, а, наряду с веселым времяпровождением с японскими гейшами, он давал в харбинские газеты интервью со своим портретом, дорогостоящие рекламы, о чем-то торговался с китайскими купцами и все это преподносил в докладах правлению наряду с описанием своего сопровождения Пильняка.
Мы не станем описывать дальнейшие художества Попова. Надеемся, что ГПУ, в тюрьму которого посажен после исключения из партии Попов, займется выяснением и на этот раз пошлет его не в Китай, а, может быть, по тому же направлению в Нарым

(цит. по статье С.Шумихина)

О том, что Пильняк живет на широкую ногу и сорит деньгами сообщали в Харбине и маньчжурские, и эмигрантские газеты. А в его переписке находятся косвенные подтверждения и других обвинений в адрес Попова: ... в китайский публичный дом ходили мы с Ольгой совместно, и там нам пели и играли на совершенно непонятных инструментах (из письма московским друзьям-писателям от 4.03.1926)
Глубокоуважаемый Николай Васильевич... простите меня, пожалуйста, за то, что в Харбине коньяки и водки лучше московских! Черт бы их побрал! - ибо на другой день всегда надо сердиться и жаль, что после драки кулаками не машут. (из письма Н.В.Устрялову от 13.03.1926)

3. Трехпоповство
В «Корнях японского солнца» фамилия «Попов» встречается еще раз: На рассвете меня разбудил студент Попов, но в этот раз речь идет о Константине Попове, будущем известном японисте, авторе нескольких книг.

Вернемся к Викторину Попову. Вспомним, Д.Савелли называла его специалистом по производству масла и автором книги «Соевые бобы и сырьевая проблема жировой промышленности». Такая книга действительно вышла в 1927 г., ее автором значится «Вик.Попов». Некий В.А.Попов кроме того в январе 1925 г. делал доклад «Положение и перспективы маслобойной промышленности» на всесоюзной конференции маслобойной промышленности, а в 1926 г. являлся редактором ежемесячного журнала «Маслобойно-жировое дело».

После 1927 г. никаких публикаций В.А./Вик. Попова на маслобойные темы я не нашел.
Логично предположить, что Вик.Попов и В.А.Попов – это один и тот же человек, но действительно ли его зовут Викторин? И какое отношение он имеет к председателю Масложирсиндиката А.П.Попову – «чуждому, разложившемуся элементу», которого «Правда» рекомендовала послать в Нарым.
Вот что рассказывает о Викторине Попове знаменитый переводчик Николай Любимов:
Вокруг Марфы Крюковой увивалась подозрительная окололитературная личность – верста коломенская с никогда прямо на вас не глядевшими глазами шулера и с холеной каштановой бородкой на чуть одутловатом бледном лице – Викторин Попов. В прошлом сотрудник нашего торгпредства в Японии, он натворил там каких-то темных делишек, угодил в концлагерь, потом необъяснимо быстро, подобно Эльсбергу откуда-то выплыл и присоседился к Пильняку, Глебу Алексееву и Клычкову. Он и жил на том же дворе, что Глеб Алексеев,по простодушию своему хлопотавший за него у Агранова и втащивший его в литературу... Гибель Пильняка, Клычкова и Алексеева никак не отразилась на благополучии Викторина Попова. Напротив, Глеб Алексеев еще до ежовщины проторил Попову дорожку в Северный край, и ему потом дали на откуп Марфу Крюкову. В газетах под ее «сказаниями» так часто мелькало: «Записал Викторин Попов», что его прозвали «Знатная доярка».

Ага, «угодил в концлагерь». Вспомним, как начинается первая книга очерков Попова «Юшар»:
17 июля 1930 года ледокольный пароход «Сибиряков» тревожно гудел, входя в малоизученную бухту Варнека. Это было первое судно, посетившее Вайгач в навигацию 1930 года. В трюмах и на палубе громоздились снаряжение, штабеля обтесанных и занумерованных бревен: экспедиция собиралась на острове зимовать, она имела с собою все, чтобы устраивать индустриальную жизнь на голом месте...
Измученные морской качкой, усталые от бессонницы люди свозили на карбасах грузы к правому берегу, где рубахами из светлого полотна белели походные палатки. Люди с трудом ворочали веслами, сваливали бревна. Выкладывали кирпич, скатывали железные бочки с бензином, керосином, маслами. Под навесы, сколоченные наспех, стаскивались мешки. На холме укреплялся шпиль радио-мачты.

Здесь описывается прибытие на Вайгач летом 1930 г. первой партии т.н. «Вайгачской экспедиции ОГПУ», состоявшей из ссыльных геологов, инженеров и простых зеков, которым поручили осваивать рудные месторождения Вайгача и Амдермы.
В одной из тогдашних рецензий говорится: Викторин Попов поселяется на Большеземельской тундре, за полярным кругом, среди ненцев-самоедов. Писатель буквально погружается в будни местной жизни, во все ее бытовые и общественные подробности. Поселяется по собственной воле? Вряд ли.

Итак, подведем итоги. У нас есть В.А.Попов, редактор журнала «Маслобойно-жировое дело», он действует с 1925 по 1927 г.г. У нас есть А.П.Попов, председатель правления Масложирсиндиката, в 1927 г. снятый с должности и арестованный. И у нас есть Викторин Аркадьевич Попов, писатель, чья творческая деятельность начинается на Крайнем Севере в 1930 г.

Но кто из них ездил в 1926 г. с Пильняком в Японию?
Викторин, как утверждает Дани Савелли? Но она указывает другой возраст, также трудно поверить в то, что писатель, посетив экзотическую по тем временам страну, не написал о ней ни строчки. Наконец, с должности был снят совершенно другой человек (маловероятно, чтобы 25-летний Попов руководил бы Масложирсиндикатом, да еще и редактировал параллельно журнал).
А.П.Попов, как утверждает «Правда»? Но почему Савелли, пользуясь японскими источниками, уверенно говорит о Викторине (интересно, японцы вообще использовали имена?). Кто тогда такой редактор «Маслобойно-жирового дела» В.А.Попов, куда он пропал в 1927 г. и почему Любимов упоминает, что Викторин до концлагеря был «сотрудником торгпредства в Японии»?
Оба? А.П.Попов ехал с Пильняком из Харбина, а Викторин уже находился в Японии? И когда А.П.Попова арестовали, Пильняк счел за лучшее заменить одного на другого? Но почему тогда Викторин через четыре года оказывается в тундре? Увы, пока вопросов в этой истории больше, чем ответов.


Разгадка.
Tags: попов в.а.
Subscribe

  • последняя запись в блоге

    Я вел этот блог 21 год и менялся вместе с ним. Он начинался как дневник нового эмигранта, продолжался как коллекция баек и насмешливых заметок об…

  • текст от 27.02.

    катастрофа Решение, принятое президентом РФ в ночь с 23 на 24 февраля, изменило ход истории. Если раньше он сам называл крупнейшей геополитической…

  • довоенная публикация

    Самолет Файнштейна совершил вынужденную посадку в поселке Новый Свет (это юго-западная окраина Краматорска), после того как пехота открыла по нему…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 23 comments

  • последняя запись в блоге

    Я вел этот блог 21 год и менялся вместе с ним. Он начинался как дневник нового эмигранта, продолжался как коллекция баек и насмешливых заметок об…

  • текст от 27.02.

    катастрофа Решение, принятое президентом РФ в ночь с 23 на 24 февраля, изменило ход истории. Если раньше он сам называл крупнейшей геополитической…

  • довоенная публикация

    Самолет Файнштейна совершил вынужденную посадку в поселке Новый Свет (это юго-западная окраина Краматорска), после того как пехота открыла по нему…