Сайт "Век перевода" рассказывает о нем так:
В 1943 году немецкий поэт-коммунист Иоганнес Бехер описал его смерть в своей статье "Eine Betrachtung über Kunst im Krieg" ("Размышление об искусстве на войне"):
В 1976 году вышел в свет сборник "Строка, оборванная пулей: Московские писатели, павшие на фронтах Великой Отечественной войны". Среди известных имен - Евгения Петрова, Захара Хацревина, Аркадия Гайдара - в нем нашлось место и Садовскому.
О нем вспоминают жена Е.Садовская:
и Вильгельм Левик, напечатавший за несколько лет до того статью о друге в "Литературной газете":
литработника и переводчика русской газеты "Речь" (прежде Орел, сейчас Орджоникидзеград-Смоленск при PzPK 693)
Евгения Садовского.
Политически и культурно весьма подкованный, интеллигентный молодой русский гуманитарий, который в январе 1942 г. перебежал с советского фронта на немецкую сторону как убежденный поклонник немецкого образа жизни и немецкой культуры и как ненавистник большевистского подхода к культуре.
---
Я родился 30 августа 1911 года в Мариуполе на Азовском море (Украина) в русской семье. Там я жил и учился в школе до моего 17-летия. В 1926 г. я переселился в Москву, в 1932 г. закончил немецкое отделение факультета литературного перевода института новых языков. Склонность к изучению иностранных языков была у меня с юных лет, в институте моя тяга к немецкой духовности, особенно к литературе, была удовлетворена. Я получил образование переводчика литературы, прежде всего с немецкого, хотя у меня есть и некоторые знания английского и - по месту рождения - украинского.
В 1933 г. я занялся практической литературной деятельностью. По воле счастливого случая мне удалось получить большой заказ издательства "Academia", тогда самого большого издательства классической литературы, которое помимо прочего планировало издать на русском Гельдерлина. Только со временем я понял действительный масштаб работы, которую я на себя взвалил и которую взялся было выполнить за год. Лишь через шесть лет, в 1939-м, я сдал рукопись перевода в московское издательство, которое переняло к тому времени функции распущенного "Academia". За эти годы интерес советской литературной общественности к изданию Гельдерлина естественным образом угас, поэтому у моей рукописи не было особых шансов увидеть свет, что мне, однако, не помешало довести работу до конца. В тяжелой культурно-политической обстановке перед войной мои надежды на публикацию перевода были бесплодны.
Через два с половиной месяца после начала войны я был призван в Красную Армию. До этого времени - в силу моего не слишком крепкого телосложения и серьезных проблем со зрением - я никогда не служил в армии и не был комиссован лишь из-за моего знания языков. Поэтому я был назначен в штаб полка переводчиком в звании техник-интендант первого класса (соответствует старшему лейтенанту). В этой должности я оставался до перехода на немецкую сторону (25 января 1942 г.) Затем я был направлен в Орел, где с 19 февраля 1942 г. работал в редакции издаваемой ротой пропаганды 693 русской газеты "Речь". В газете моя деятельность носит главным образом переводческий характер, на мне лежит все обеспечение газеты переводами. Сейчас я нахожусь с ротой пропаганды 693 и редакцией "Речи" в Орджоникидзеграде под Брянском.
В общественно-политической жизни Советского Союза я вследствие моих политических воззрений никогда не принимал участия. Также я никогда не был членом коммунистической партии и ее молодежных организаций. Единственная организация, к которой я принадлежал - так называемый "Союз советских писателей", который имеет скорее литературный характер и в который я вступил из-за моей работы над Гельдерлином.
На основании этой характеристики в 1943-м году Евгений Садовский был принят на работу в оперштаб Розенберга и - подобно другим сотрудникам - начал трудиться над разработками о жизни в Советском Союзе. Впрочем - виной тому основательность подхода или болезнь - в то время как коллеги выдавали десятки разработок, Садовский ограничился двумя-тремя. Вот отзыв на одну из них, написанный 7 октября 1943-го:
Тем не менее оперштаб считал Садовского ценным сотрудником и - когда в 1944-м эвакуировали Минск - переводчик Гельдерлина попал в число немногих избранных, которых вывезли в Рацибуж - в этом силезском городке оперштаб провел последние военные месяцы. Вначале не обошлось без скандала:
К ноябрю из 16 русских в ведении оперштаба остались лишь двое, и одним из них был - несмотря на июльские распри - Садовский. Наконец, 30-м ноября датируется последний документ оперштаба, в котором он упоминается:
Welt-Dienst, издаваемая на нескольких европейских языках газета, была отделением т.н. "Института изучения еврейского вопроса", розенберговского учреждения во Франкфурте. Так, медленно растворяясь в послевоенном тумане американской зоны оккупации, Евгений Садовский должен был покинуть эту историю. Но...
По техническим причинам информацию для второй половины рассказа я собрал раньше, чем взял в библиотеке книгу "Строка, оборванная пулей". И когда я прочитал в воспоминаниях жены, что Садовский был не только литератором, но математиком и шахматистом, у меня в голове что-то щелкнуло. Была, была там какая-то зацепка, которую я поначалу отбросил как нерелевантную... Долго искать не пришлось:
Bulletin of the American Mathematical Society, 1964: Sadowski, Eugene, University of Miami.
Chess life & review, 1976: Sadowski Eugene
И наконец:
ЕВГЕНИЙ САДОВСКИЙ
1911, Мариуполь – 1942, в бою под Смоленском
“Поэтов, погибших на Великой Отечественной”; у нас издан не один том, а вот существование такого же поколения поэтов-переводчиков осталось незамеченным. К нему принадлежал Евгений Садовский, переводивший Гельдерлина и Рильке: роман Гельдерлина “Гиперион” был с трудом издан в переводе Садовского лишь в 1969 году, а пять тысяч строк того же автора по сей день лежат в архиве наследников. Два десятка переводов из Рильке сохранились в фонде журнала “Октябрь” в РГАЛИ, напечатать пока что удалось лишь один из “Сонетов к Орфею”.
1911, Мариуполь – 1942, в бою под Смоленском
“Поэтов, погибших на Великой Отечественной”; у нас издан не один том, а вот существование такого же поколения поэтов-переводчиков осталось незамеченным. К нему принадлежал Евгений Садовский, переводивший Гельдерлина и Рильке: роман Гельдерлина “Гиперион” был с трудом издан в переводе Садовского лишь в 1969 году, а пять тысяч строк того же автора по сей день лежат в архиве наследников. Два десятка переводов из Рильке сохранились в фонде журнала “Октябрь” в РГАЛИ, напечатать пока что удалось лишь один из “Сонетов к Орфею”.
В 1943 году немецкий поэт-коммунист Иоганнес Бехер описал его смерть в своей статье "Eine Betrachtung über Kunst im Krieg" ("Размышление об искусстве на войне"):
... в штаб немецкой дивизии был доставлен тяжело раненый русский, в кармане гимнастерки которого обнаружился томик Гельдерлина на немецком языке. В ходе короткого допроса выяснилось, что тяжелораненый - переводчик стихов Гельдерлина на русский. Вскоре после допроса он умер... Наверное, символично, что день его смерти - 7 июня этого года - одновременно столетие со дня смерти Гельдерлина. Этот русский погиб за свою родину, но одновременно и за Германию Гельдерлина.
В 1976 году вышел в свет сборник "Строка, оборванная пулей: Московские писатели, павшие на фронтах Великой Отечественной войны". Среди известных имен - Евгения Петрова, Захара Хацревина, Аркадия Гайдара - в нем нашлось место и Садовскому.
О нем вспоминают жена Е.Садовская:
Час войны застал Женю Садовского (Евгений Иванович родился в Мариуполе 30 августа 1911 года) за переводом стихов классика немецкой поэзии Фридриха Гельдерлина (семь тысяч строк были им уже переведены и готовились к печтаи)... Дома в Москве Женю ждала повестка из райвоенкомата.
Воинский эшелон. Женя неузнаваем в военном обмундировании. Провожаем его вдвоем - я и ближайший его друг Кирилл Станюкович... Шутим, смеемся. До нас еще не сразу доходит трагическая серьезность момента. Мы не понимаем еще, что такое война. Мы надеемся на скорую победу малой кровью, скорое возвращение домой. к делам, планам...
Находясь в личной переписке с Генрихом Манном. по просьбе романиста Женя приступил к переводу романа "Зрелость короля Генриха IV" ("Юность короля Генриха IV" была уже напечатана в журнале "Иностранная литература" и вышла отдельным изданием в Женином переводе. "Лирика" и "Избранное" Иоганнеса Бехера тоже были опубликованы в Жениных переводах. С И. Бехером Женя встречался часто, мы дружили домами и вместе отдыхали)...
Женя служил и другой музе - математике. Уходя на фронт, он был студентом 5-го курса физико-математического факультета МГУ. Хочу процитировать несколько слов из письма Кирилла Станюковича:
"Это был изумительно одаренный и начитанный человек в области философии, логики, эстетики, литературы, музыки, искусства вообще. В МГУ он был круглым отличником в лучшем смысле этого слова..."
Женя был еще и шахматистом и занял первое место на турнире в г.Киеве, защищая шахматную честь московских писателей.
Женя - сугубо штатский человек - попал в самое пекло войны, но и в этих трагических обстоятельствах он не терял присутствия духа, достоинства человека и уверенности в неминуемой победе.
Воинский эшелон. Женя неузнаваем в военном обмундировании. Провожаем его вдвоем - я и ближайший его друг Кирилл Станюкович... Шутим, смеемся. До нас еще не сразу доходит трагическая серьезность момента. Мы не понимаем еще, что такое война. Мы надеемся на скорую победу малой кровью, скорое возвращение домой. к делам, планам...
Находясь в личной переписке с Генрихом Манном. по просьбе романиста Женя приступил к переводу романа "Зрелость короля Генриха IV" ("Юность короля Генриха IV" была уже напечатана в журнале "Иностранная литература" и вышла отдельным изданием в Женином переводе. "Лирика" и "Избранное" Иоганнеса Бехера тоже были опубликованы в Жениных переводах. С И. Бехером Женя встречался часто, мы дружили домами и вместе отдыхали)...
Женя служил и другой музе - математике. Уходя на фронт, он был студентом 5-го курса физико-математического факультета МГУ. Хочу процитировать несколько слов из письма Кирилла Станюковича:
"Это был изумительно одаренный и начитанный человек в области философии, логики, эстетики, литературы, музыки, искусства вообще. В МГУ он был круглым отличником в лучшем смысле этого слова..."
Женя был еще и шахматистом и занял первое место на турнире в г.Киеве, защищая шахматную честь московских писателей.
Женя - сугубо штатский человек - попал в самое пекло войны, но и в этих трагических обстоятельствах он не терял присутствия духа, достоинства человека и уверенности в неминуемой победе.
и Вильгельм Левик, напечатавший за несколько лет до того статью о друге в "Литературной газете":
С тех пор прошло тридцать четыре года, но я и сейчас помню этого остроумного, веселого паренька, в ту пору студента физико-математического факультета. Ростом чуть выше среднего, с мягким рыжеватым оттенком волос и розовой как у всех рыжеволосых кожей, с близорукими серыми глазами за стеклами очков, он умел как-то сразу расположить к себе, а вскорости и заставить себя полюбить.
Мы познакомились как переводчики. Женя оказался редактором книги, в которой я принимал участие...
Сам он одержим был в те годы мыслью дать русскому читателю перевод избранных произведений Гельдерлина... Достойное завершение такого труда требовало многих и многих лет работы. Но Женю это не пугало. отвага и упорство были его отличительными чертами. Впоследствии это было доказано его поведением на фронте.
Как литератор, Женя обладал широким диапазоном. Он был переводчиком не только поэзии, но и прозы. Не только переводчиком, но и талантливым эссеистом...
Но блистал он не только литературными способностями. Он был и отличный математик. Впоследствии, один из наших крупных ученых, работая над теорией гравитации, рассказывал мне, что он частично использовал неоконченные записки Жени...
Когда разразилась война, он в первый же день ушел на фронт. В армии, говорят, он остался таким же, каким был всегда: человеком благородной души и большого мужества. В последний раз его видели на Смоленщине, когда ночью, полуодетый, он во время внезапной атаки фашистов выбегал из горящего дома. Атаку отбили... В его полевой сумке нашли солдатский аттестат, неоконченное письмо к жене и все тот же неизменный томик Гельдерлина...
Мы познакомились как переводчики. Женя оказался редактором книги, в которой я принимал участие...
Сам он одержим был в те годы мыслью дать русскому читателю перевод избранных произведений Гельдерлина... Достойное завершение такого труда требовало многих и многих лет работы. Но Женю это не пугало. отвага и упорство были его отличительными чертами. Впоследствии это было доказано его поведением на фронте.
Как литератор, Женя обладал широким диапазоном. Он был переводчиком не только поэзии, но и прозы. Не только переводчиком, но и талантливым эссеистом...
Но блистал он не только литературными способностями. Он был и отличный математик. Впоследствии, один из наших крупных ученых, работая над теорией гравитации, рассказывал мне, что он частично использовал неоконченные записки Жени...
Когда разразилась война, он в первый же день ушел на фронт. В армии, говорят, он остался таким же, каким был всегда: человеком благородной души и большого мужества. В последний раз его видели на Смоленщине, когда ночью, полуодетый, он во время внезапной атаки фашистов выбегал из горящего дома. Атаку отбили... В его полевой сумке нашли солдатский аттестат, неоконченное письмо к жене и все тот же неизменный томик Гельдерлина...
Орджоникидзеград, 1 августа 1943 г.
Биография литработника и переводчика русской газеты "Речь" (прежде Орел, сейчас Орджоникидзеград-Смоленск при PzPK 693)
Евгения Садовского.
Политически и культурно весьма подкованный, интеллигентный молодой русский гуманитарий, который в январе 1942 г. перебежал с советского фронта на немецкую сторону как убежденный поклонник немецкого образа жизни и немецкой культуры и как ненавистник большевистского подхода к культуре.
---
Я родился 30 августа 1911 года в Мариуполе на Азовском море (Украина) в русской семье. Там я жил и учился в школе до моего 17-летия. В 1926 г. я переселился в Москву, в 1932 г. закончил немецкое отделение факультета литературного перевода института новых языков. Склонность к изучению иностранных языков была у меня с юных лет, в институте моя тяга к немецкой духовности, особенно к литературе, была удовлетворена. Я получил образование переводчика литературы, прежде всего с немецкого, хотя у меня есть и некоторые знания английского и - по месту рождения - украинского.
В 1933 г. я занялся практической литературной деятельностью. По воле счастливого случая мне удалось получить большой заказ издательства "Academia", тогда самого большого издательства классической литературы, которое помимо прочего планировало издать на русском Гельдерлина. Только со временем я понял действительный масштаб работы, которую я на себя взвалил и которую взялся было выполнить за год. Лишь через шесть лет, в 1939-м, я сдал рукопись перевода в московское издательство, которое переняло к тому времени функции распущенного "Academia". За эти годы интерес советской литературной общественности к изданию Гельдерлина естественным образом угас, поэтому у моей рукописи не было особых шансов увидеть свет, что мне, однако, не помешало довести работу до конца. В тяжелой культурно-политической обстановке перед войной мои надежды на публикацию перевода были бесплодны.
Через два с половиной месяца после начала войны я был призван в Красную Армию. До этого времени - в силу моего не слишком крепкого телосложения и серьезных проблем со зрением - я никогда не служил в армии и не был комиссован лишь из-за моего знания языков. Поэтому я был назначен в штаб полка переводчиком в звании техник-интендант первого класса (соответствует старшему лейтенанту). В этой должности я оставался до перехода на немецкую сторону (25 января 1942 г.) Затем я был направлен в Орел, где с 19 февраля 1942 г. работал в редакции издаваемой ротой пропаганды 693 русской газеты "Речь". В газете моя деятельность носит главным образом переводческий характер, на мне лежит все обеспечение газеты переводами. Сейчас я нахожусь с ротой пропаганды 693 и редакцией "Речи" в Орджоникидзеграде под Брянском.
В общественно-политической жизни Советского Союза я вследствие моих политических воззрений никогда не принимал участия. Также я никогда не был членом коммунистической партии и ее молодежных организаций. Единственная организация, к которой я принадлежал - так называемый "Союз советских писателей", который имеет скорее литературный характер и в который я вступил из-за моей работы над Гельдерлином.
На основании этой характеристики в 1943-м году Евгений Садовский был принят на работу в оперштаб Розенберга и - подобно другим сотрудникам - начал трудиться над разработками о жизни в Советском Союзе. Впрочем - виной тому основательность подхода или болезнь - в то время как коллеги выдавали десятки разработок, Садовский ограничился двумя-тремя. Вот отзыв на одну из них, написанный 7 октября 1943-го:
Садовский. "Betrachtungen zur politischen Lage des russischen Volkes" ("Размышления о политическом положении русского народа")
Эта работа стоит в ряду схожих работ - 1) Высказывания активного пропагандиста. 2) Филистинский "О методах и формах" - которые большей частью подготовлены в ГРГ Центр и обсуждают ситуацию на оккупированных территориях. С работами могут быть конфиденциально ознакомлены отдельные компетентные ведомства. Хотя в этих работах содержатся важные психологические и общие советы, более широкое использование их невозможно. В будущем подобные работы могут приниматься, если они вдруг окажутся в нашем распоряжении. Специальный заказ на написание подобных работ по известным причинам не допустим.
Эта работа стоит в ряду схожих работ - 1) Высказывания активного пропагандиста. 2) Филистинский "О методах и формах" - которые большей частью подготовлены в ГРГ Центр и обсуждают ситуацию на оккупированных территориях. С работами могут быть конфиденциально ознакомлены отдельные компетентные ведомства. Хотя в этих работах содержатся важные психологические и общие советы, более широкое использование их невозможно. В будущем подобные работы могут приниматься, если они вдруг окажутся в нашем распоряжении. Специальный заказ на написание подобных работ по известным причинам не допустим.
Тем не менее оперштаб считал Садовского ценным сотрудником и - когда в 1944-м эвакуировали Минск - переводчик Гельдерлина попал в число немногих избранных, которых вывезли в Рацибуж - в этом силезском городке оперштаб провел последние военные месяцы. Вначале не обошлось без скандала:
Вечером 8.7. кружным путем, т.к. прямое сообщение было нарушено прибыли 16 русских (в т.ч. проф. Сошальский) под началом Садовского. В этот поздний час было невероятно сложно найти русским ночлег. По соглашению, они должны были отправиться в лагерь Бирау. Господин Садовский повел себя очень высокомерно, отказался ехать в лагерь, требовал предоставить ему отдельную комнату и тому подобное. Он утверждал. что ему это обещали. Лишь после многократного заверения, что размещение в лагере - временная мера, Садовский успокоился... Уже перед самым отъездом в лагерь Садовский снова начал возражать и потребовал особого к себе отношения. Когда он дошел до утверждения, что мы в нашем общежитии в монастыре могли бы уплотниться, чтобы пустить русских, я весьма энергично поставил его на место.
К ноябрю из 16 русских в ведении оперштаба остались лишь двое, и одним из них был - несмотря на июльские распри - Садовский. Наконец, 30-м ноября датируется последний документ оперштаба, в котором он упоминается:
На последнем совещании... был задан вопрос не может ли русский сотрудник Садовский быть использован для работы в Welt-Dienst и когда он освободится. Садовский закончил сегодня крупную работу и может быть использован немедленно. Если невозможно немедленно отправить его в Швальбах, я прошу проверить, нельзя ли прислать задание сюда.
Welt-Dienst, издаваемая на нескольких европейских языках газета, была отделением т.н. "Института изучения еврейского вопроса", розенберговского учреждения во Франкфурте. Так, медленно растворяясь в послевоенном тумане американской зоны оккупации, Евгений Садовский должен был покинуть эту историю. Но...
По техническим причинам информацию для второй половины рассказа я собрал раньше, чем взял в библиотеке книгу "Строка, оборванная пулей". И когда я прочитал в воспоминаниях жены, что Садовский был не только литератором, но математиком и шахматистом, у меня в голове что-то щелкнуло. Была, была там какая-то зацепка, которую я поначалу отбросил как нерелевантную... Долго искать не пришлось:
Bulletin of the American Mathematical Society, 1964: Sadowski, Eugene, University of Miami.
Chess life & review, 1976: Sadowski Eugene
И наконец:
Eugene Sadowski, from Bedford, TX, died in August 1987. Born on August 30, 1911, he was a member of the Society for 23 years.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →