В ноябре 1941-го немцы предложили мне работу в немецких вооруженных силах. При Советах я был в школе НКВД, но затем получил семь лет лагерей плюс пять лет поселения. Немцы знали об этом. Я сбежал из тюрьмы и жил в Харькове, потому что при немцах мне жилось гораздо свободнее.
Немцы сказали мне: "Мы знаем о тебе все, не бойся. Мы просим тебя как антибольшевика помочь нам". Конечно, я согласился. Моя работа заключалась в изучении паспортной системы (серии, номера, районы),нахождении для каждого района образцов печатей, бланков, паспортов, образцов партийных и комсомольских билетов, трудовых книжек, "броней" (принудительные контракты между специалистом и предприятием, при которых специалист на постоянной основе прикрепляется к месту работы).
К марту 1942-го я собрал все данные и окончил работу. 27 марта я полетел в Берлин, там я жил в отеле, у меня был свой переводчик. Затем меня послали в Люкенвальде – в 60 километрах от Берлина – в лагерь, где содержались специально отобранные советские офицеры.
Оттуда в Австрию – в Тамвег – 100 километров от Зальцбурга. Мне были приданы офицеры из Люкенвальде – большей частью кавказцы, я работал с ними. У каждого должно было быть два комплекта документов – военные и гражданские. Тогда я возглавлял подразделение, готовившее высадки на вражескую территорию. 500 человек было заброшено в Моздок 10 августа 1942 г. Они вернулись в декабре, взяв 28000 пленных. Мы оставались за линией фронта, нас поддерживали чечено-ингуши. Затем мы отступили в Ставрополь. Там я открыл контору, обучал, изготавливал документы, образцы подписей и т.д. Мы готовили людей для заброса "туда". Я переоделся в советскую форму и остался в Ворошиловске. Нашей задачей было собрать красных партизан, обратиться к ним, притворяясь, что мы советские и хотим их вывести [к своим]. Один из наших людей нас выдал, из 300 человек выжили только 6. Мы перебрались в Краснодар, где перед нами была поставлена та же задача. Мы собрали 300 человек и приготовились действовать. В феврале 1943-го мы вновь остались за линией фронта. Ночью я взял 450 партизан и советскую роту в 117 человек. Мы освободили нескольких немцев и кавказцев и вышли на немецкую сторону. Оттуда нас перевели в штаб группы армий Юг, то есть в Симферополь (мои люди были в Евпатории).
В это время русские на три недели заняли Харьков. Я отправился туда, мы вытеснили большевиков. Затем меня вызвали в Варшаву, в штаб Валли [подразделение абвера на восточном фронте - ИП]. Мне было дано задание открыть разведшколу в Харькове. Там все было в порядке, но в августе 1943-го последовало отступление в Варшаву. Наше подразделение было послано на Балканы, но я отказался ехать в Югославию. Тогда меня направили в штаб Валли и дали мне вольную, но так как отступление продолжалось, я остался в Киеве. Нас эвакуировали к Валли, где я получил приказ следовать в Винницу (Абвер-Коммандо 202, Северная Украина). Я организовал три или четыре школы: разведка, контрразведка и пр. В 1944-м мы перебрались во Львов.
Затем нас вызвало командование вермахта, группа армий Центр. Отделы изготовления документов были ликвидированы, осталась лишь одна в группе армий Центр – 26 офицеров на весь восточный фронт, под моим началом. У нас уже были сведения обо всей Красной Армии – вплоть до батальонов. У нас было 5000 печатей, награды, 8 школ – я читал лекции.
Готовились всевозможные варианты высадок в советский тыл (например, отправка во Владивосток). Около 75% контингента возвращалось.
Из Минска мы отступили в Варшаву, где как раз началось восстание. Я собрал летчиков для высадки в Лодзи.
Декабрь 1944-го, подполковник Риль – я был прикреплен к 1001 [очевидно, 1601 - ИП] гренадерскому полку РОА.
Отступление в Канин – школа шпионов-подростков. Снова отступление – в Цихенау (Восточная Пруссия). Мне предложили отправиться на фронт в Литву работать с только что взятыми в плен. Чуть не попался. Улизнул в Орденсбург (Восточная Пруссия), та же работа.
Когда мы отступали, мы оставляли маленькие группы наших людей за линией фронта.
Дальнейшее отступление - Штеттин, Розенвальд, Ной-Руппин. Меня вызвали в Потсдам и предложили работать по той же специальности против англичан и американцев. Я согласился. Зигзагообразное отступление по Германии.
Капитуляция в Австрии. Американские части. Отправлен в Баварию - там на свободе - потом в Ландсхут. По приказу Меандрова принял третий полк. Американцы перевели нас в Мюнхен.
Арестован в 1946-м за то, что предоставлял людям документы и справки, подтверждающие, что они относятся к старой эмиграции. Меня выдал Барановский (он хотел доставить 20 ящиков и деньги Туркулу. В его личных вещах было обнаружено много ценностей.)
Затем меня увезли во Франкфурт. Обвинили в шпионаже и подделке документов. Обвинение было снято, а я освобожден. Помогла моя книга "Дневник чекиста. Жатва".
Я был в абвере Ic - AO, C "sd". Только в Харькове я случайно встретил двух моих личных врагов из НКВД. Я сам допрашивал их три дня и затем расстрелял.
Под немецкой властью. Сначала было сносно. У меня был собственный шофер. Мне давали деньги, у меня были помощники из советских и немецкие переводчики.
В Люкенвальде переводчик рассказал мне все о микрофонах там, но нас это не беспокоило. В Тамсвеге персонал был немецкий, но мы свободно гуляли вокруг. Нас контролировали. Немцы ничего не понимали в самой работе. У нас было 13 немцев, 12 прибалтов и еще один немец-проверяющий. Шеф отдела изготовления документов был немцем.
В целом нам не слишком доверяли. Нам не позволяли делать что-то по своей воле. На моих лекциях всегда присутствовал немец. Все высадки планировали немцы, я лишь указывал место высадки.
В РОА доверия было больше. Мой непосредственный начальник был немцем. Он относился ко мне хорошо. Остальные - небольшая группа рядовых - были недовольны.
Формирование власовских соединений. Здесь было больше свободы, но немцы наверху не доверяли нам. Относительно подписи Власова: хвостик вверх - выполнять приказ, хвостик вниз - саботировать приказ.
Если бы в лагерях военнопленных в 1942-м не было бы террора, война бы тогда закончилась. Я допрашивал "вновь прибывших". В 1941-42-м красноармейцы охотно давали показания, в 1943-44-м отказывались и лгали. Было непросто.
Я не соглашался с немцами: они доверяли одному человеку, а я верил другому, в итоге вся высадка провалилась. Они упрямы как ослы, но в итоге с тобой согласятся.
Со мной был Кузнецов. В летной школе в южной Польше немцы дали нам одно задание, в то время как мы получили от РОА другое. Мы могли пострадать из-за этого. Мы не были против немцев, но не были и за них. Грузин (?) часто говорил мне: у нас своя задача. Эти 18 человек перешли через линию фронта - одному из них дали летный полк. Он пролетел над нашей школой и сбросил две пачки писем "мы были, есть и будем русскими... Так случилось, что я попал в плен, но сейчас я бью "фрицев". Я не обвиняю вас в том, что вы воюете. Если у нас будет свой участок фронта, мы перейдем к вам. Но что касается немцев, то мы всегда будем воевать против них." (Эти письма были сожжены, но другие публиковались).
Советские агенты. Майор Сударев, шеф районного отдела НКВД, возглавлял школу разведчиков во Львове. Он работал долгое время, затем эту должность получил я. Я подал рапорт, что ему не следует доверять, и начал наблюдать за ним. В феврале его поставили во главе десантной группы. Маленькая девочка семи лет случайно обнаружила, что в квартире польского профессора работает радиопередатчик. Его арестовали, но он проинформировал Сударева. У последнего уже было десять собственных обученных радистов. У него нашли радиограммы. Он сознался во всем.
Были и другие агенты, один работал с партизанами (Минск, борьба с партизанами).
НТС. В абвере можно было кое-что делать. В РОА они работали постоянно, а в абвере лишь в отдельных случаях. В Варшаве (?) было две организации 1) КОНР, 2) работавшие и против большевиков и против немцев, НТС в 43-44-м. Якобы они хотели бороться на два фронта. Я считал это сумасшествием. Власов сказал: "Как только моя нога ступит на русскую землю, воевать на два фронта станет моей обязанностью, мы не можем пустить немцев на русскую территорию."
Когда Власова арестовали, он сказал: "Мы не нуждались в тех, кто полировал немецкие сапоги".
Поляков призвали - без оружия и формировали из них соединения. Я продавал оружие и полякам. Я относился к ним дружелюбно, они хорошо работали. Они никогда не шли против русских, не предавали нас.
Вот биография респондента из другого его гарвардского интервью:
- До 1931 г. я учился в школе. В 1931-м моего отца арестовали и расстреляли. Мою мать посадили в тюрьму, и я никогда не узнал, что с ней стало.
- Сколько вам было лет?
- Шестнадцать.
- Чем занимался ваш отец?
- У него был двухэтажный дом на 7-8 комнат и сад.
- Он занимался сельским хозяйством?
- По профессии он был инженером-металлургом. В 1929-м мы купили этот дом, участок земли и лес вокруг. Мы жили в Днепропетровске, где мой отец работал, а я учился в школе. Остальная семья жила в этом доме.
- Вдалеке от вас?
- Под Харьковом.
- Вы русский?
- Да. Мой отец был русским, а мать - украинкой.
- Продолжайте, пожалуйста.
- В 1931-м наш участок реквизировали и продали. Мать послала телеграмму, и мы с отцом отправились туда. Его немедленно арестовали, и на следующий день я узнал, что он расстрелян. Мать тоже арестовали. Тогда я вернулся в Днепропетровск к моей крестной. Там я получил свидетельство о рождении, в котором она была названа моей настоящей матерью.
- То есть вы утаили , кто вы на самом деле?
- Да, я жил под ее именем.
- Трудно было это сделать?
- Да, но возможно, многие так делали. В деревне невозможно, в а городе вполне. Через месяц я вернулся в Харьков. Я работал на заводе металлоконструкций контролером качества. В 1932-м я стал бухгалтером. Мне предложили вступить в комсомол... В 1932-м я был отправлен добровольцем в Красную Армию.
- Что это значит?
- Была директива совнаркома, что все комсомольские организации посылают добровольцев в Красную Армию (разнарядка). Меня выдвинули, не спрашивая, хочу я или нет. Затем я попал в полк, а там в клуб, потому что играл на музыкальном инструменте. В 1933-м меня послали в школу центрального исполнительного комитета в Кремле.
- Что это была за школа?
- Пехотное офицерское училище. Я закончил его в 1936-м и стал командиром роты. В сентябре 1936-го меня направили в украинский военный округ, которым командовал Якир. Когда я прибыл в Киев, шли маневры, и в том же полку служил отец девушки, с которой я обручился. Он был личным другом Ворошилова. Под его протекцией на время маневров меня назначили командиром батальона. Ворошилов тоже присутствовал на маневрах. За умелые действия и образцовые рапорты меня оставили командиром батальона на постоянной основе. [Видно, что респондент гордится своими успехами и ждет от меня их признания - Инт.]
... В 1937-м мой тесть узнал о моем настоящем происхождении.
- Вы были уже женаты.
- Да, мы поженились сразу после школы. В феврале 1937-го меня уволили из Красной армии... Мой тесть сказал, что как родственник врага я не могу служить в армии. Но он не хотел мне плохого.
- Он был офицером?
- Да, комиссаром дивизии. Он сказал: я быстро тебя уволю, никто не узнает. Он содрал мои капитанские шпалы и сделал меня сержантом. Потом я вернулся в Харьков на тот же завод металлоконструкций... сначала бухгалтером, потом стал начальником отдела кадров. В августе 1937-го мне предложили вступить в партию. Я стал членом партии. Тогда же к власти пришел Ежов и правительство приняло решение, что демобилизованные красноармейцы-рабочие должны идти в школу НКВД. Я учился в этой школе до ноября 1939-го и получил звание секретаря [сержанта?] госбезопасности. Меня послали в отдел НКВД Октябрьского района Харькова и назначили ответственным за сеть информаторов... В феврале 1940-го я ездил в командировки на Западную Украину и в Белоруссию... Тогда началась волна арестов, там арестовали больше полутора миллионов человек. Было холодно, и я разрешал при аресте брать с собой одеяла для детей. Начальник сборного пункта доложил об этом, и когда я через месяц вернулся в Харьков, меня арестовали на десять дней. В течение этого времени я работал на своем месте, но спал в тюрьме.
Затем меня поставили во главе паспортного отдела Харьковской области. В 1940-м, когда большевики захватили балтийские страны, меня послали туда инструктором по паспортным вопросам.
- Что такое инструктор в данном случае?
- Я был уполномоченным по Латвийской ССР. В этот момент брат моего отца сбежал из ссылки.
- Где он был в ссылке?
- В концлагере под Москвой. Я сделал ему паспорт и разрешение на проживание в Харькове. Конечно , под другим именем. Но это всплыло, и в июне меня арестовали. До этого в марте меня уволили и посадили под домашний арест... В июне меня арестовали окончательно, доставили в военный трибунал в Харьков и приговорили к семи годам лишения свободы в лагерях и затем пяти годам с волчьим билетом... Меня посадили в Харьковскую тюрьму, потом в исправительно-трудовую колонию под Харьковом. 21 сентября, когда немецкие самолеты бомбили Харьков, я сбежал из тюрьмы. Затем я прятался до октября, когда пришли немцы. Через две недели мне предложили работать на немцев, так как я был военспецом и много знал об НКВД и милиции. Я служил в немецкой армии, пока не образовалась власовская армия. Я был начальником отдела документов в немецкой службе безопасности группы армий Центр. Я изготавливал документы, которые использовали шпионы, работавшие против Советов. В ноябре 1944 меня назначили в 1101 [1601] гренадерский полк власовской армии, но я продолжал заниматься той же работой на том же месте. В 1945-м я был капитаном и немецкой, и власовской армий. После капитуляции я был в лагере в Ландсхуте, затем американцы меня отпустили, я поселился в Мюнхене. А 1946-м американцы меня арестовали.
- За что?
- По сей день не знаю. Кто-то сообщил, что я служил в НКВД, и меня послали в тюрьму во Франкфурт. Там я провел 18 месяцев и шесть дней. Сначала меня обвиняли в шпионаже, но ничего не вышло. Потом обвиняли в том, что раздавал фальшивые документы людям, которым грозила репатриация. Как вы знаете, советских граждан принудительно высылали, но старых эмигрантов нет. Меня обвиняли в том, что я давал новым эмигрантом документы, удостоверяющие, что они старые эмигранты.
- Вы действительно делали это?
- Да. После войны, когда американцы уже знали, что им не дружить с большевиками, они обвиняли меня, что я - военный преступник. Я сказал, что боролся лишь против большевиков, не сжигал города и не убивал людей. 28 февраля 1948-го меня отпустили, признали "ди-пи" и отправили в лагерь. Я все еще живу в лагере и работаю на немцев. Но большую часть времени я провожу дома, потому что у меня больной желудок.
- Сколько вам было лет?
- Шестнадцать.
- Чем занимался ваш отец?
- У него был двухэтажный дом на 7-8 комнат и сад.
- Он занимался сельским хозяйством?
- По профессии он был инженером-металлургом. В 1929-м мы купили этот дом, участок земли и лес вокруг. Мы жили в Днепропетровске, где мой отец работал, а я учился в школе. Остальная семья жила в этом доме.
- Вдалеке от вас?
- Под Харьковом.
- Вы русский?
- Да. Мой отец был русским, а мать - украинкой.
- Продолжайте, пожалуйста.
- В 1931-м наш участок реквизировали и продали. Мать послала телеграмму, и мы с отцом отправились туда. Его немедленно арестовали, и на следующий день я узнал, что он расстрелян. Мать тоже арестовали. Тогда я вернулся в Днепропетровск к моей крестной. Там я получил свидетельство о рождении, в котором она была названа моей настоящей матерью.
- То есть вы утаили , кто вы на самом деле?
- Да, я жил под ее именем.
- Трудно было это сделать?
- Да, но возможно, многие так делали. В деревне невозможно, в а городе вполне. Через месяц я вернулся в Харьков. Я работал на заводе металлоконструкций контролером качества. В 1932-м я стал бухгалтером. Мне предложили вступить в комсомол... В 1932-м я был отправлен добровольцем в Красную Армию.
- Что это значит?
- Была директива совнаркома, что все комсомольские организации посылают добровольцев в Красную Армию (разнарядка). Меня выдвинули, не спрашивая, хочу я или нет. Затем я попал в полк, а там в клуб, потому что играл на музыкальном инструменте. В 1933-м меня послали в школу центрального исполнительного комитета в Кремле.
- Что это была за школа?
- Пехотное офицерское училище. Я закончил его в 1936-м и стал командиром роты. В сентябре 1936-го меня направили в украинский военный округ, которым командовал Якир. Когда я прибыл в Киев, шли маневры, и в том же полку служил отец девушки, с которой я обручился. Он был личным другом Ворошилова. Под его протекцией на время маневров меня назначили командиром батальона. Ворошилов тоже присутствовал на маневрах. За умелые действия и образцовые рапорты меня оставили командиром батальона на постоянной основе. [Видно, что респондент гордится своими успехами и ждет от меня их признания - Инт.]
... В 1937-м мой тесть узнал о моем настоящем происхождении.
- Вы были уже женаты.
- Да, мы поженились сразу после школы. В феврале 1937-го меня уволили из Красной армии... Мой тесть сказал, что как родственник врага я не могу служить в армии. Но он не хотел мне плохого.
- Он был офицером?
- Да, комиссаром дивизии. Он сказал: я быстро тебя уволю, никто не узнает. Он содрал мои капитанские шпалы и сделал меня сержантом. Потом я вернулся в Харьков на тот же завод металлоконструкций... сначала бухгалтером, потом стал начальником отдела кадров. В августе 1937-го мне предложили вступить в партию. Я стал членом партии. Тогда же к власти пришел Ежов и правительство приняло решение, что демобилизованные красноармейцы-рабочие должны идти в школу НКВД. Я учился в этой школе до ноября 1939-го и получил звание секретаря [сержанта?] госбезопасности. Меня послали в отдел НКВД Октябрьского района Харькова и назначили ответственным за сеть информаторов... В феврале 1940-го я ездил в командировки на Западную Украину и в Белоруссию... Тогда началась волна арестов, там арестовали больше полутора миллионов человек. Было холодно, и я разрешал при аресте брать с собой одеяла для детей. Начальник сборного пункта доложил об этом, и когда я через месяц вернулся в Харьков, меня арестовали на десять дней. В течение этого времени я работал на своем месте, но спал в тюрьме.
Затем меня поставили во главе паспортного отдела Харьковской области. В 1940-м, когда большевики захватили балтийские страны, меня послали туда инструктором по паспортным вопросам.
- Что такое инструктор в данном случае?
- Я был уполномоченным по Латвийской ССР. В этот момент брат моего отца сбежал из ссылки.
- Где он был в ссылке?
- В концлагере под Москвой. Я сделал ему паспорт и разрешение на проживание в Харькове. Конечно , под другим именем. Но это всплыло, и в июне меня арестовали. До этого в марте меня уволили и посадили под домашний арест... В июне меня арестовали окончательно, доставили в военный трибунал в Харьков и приговорили к семи годам лишения свободы в лагерях и затем пяти годам с волчьим билетом... Меня посадили в Харьковскую тюрьму, потом в исправительно-трудовую колонию под Харьковом. 21 сентября, когда немецкие самолеты бомбили Харьков, я сбежал из тюрьмы. Затем я прятался до октября, когда пришли немцы. Через две недели мне предложили работать на немцев, так как я был военспецом и много знал об НКВД и милиции. Я служил в немецкой армии, пока не образовалась власовская армия. Я был начальником отдела документов в немецкой службе безопасности группы армий Центр. Я изготавливал документы, которые использовали шпионы, работавшие против Советов. В ноябре 1944 меня назначили в 1101 [1601] гренадерский полк власовской армии, но я продолжал заниматься той же работой на том же месте. В 1945-м я был капитаном и немецкой, и власовской армий. После капитуляции я был в лагере в Ландсхуте, затем американцы меня отпустили, я поселился в Мюнхене. А 1946-м американцы меня арестовали.
- За что?
- По сей день не знаю. Кто-то сообщил, что я служил в НКВД, и меня послали в тюрьму во Франкфурт. Там я провел 18 месяцев и шесть дней. Сначала меня обвиняли в шпионаже, но ничего не вышло. Потом обвиняли в том, что раздавал фальшивые документы людям, которым грозила репатриация. Как вы знаете, советских граждан принудительно высылали, но старых эмигрантов нет. Меня обвиняли в том, что я давал новым эмигрантом документы, удостоверяющие, что они старые эмигранты.
- Вы действительно делали это?
- Да. После войны, когда американцы уже знали, что им не дружить с большевиками, они обвиняли меня, что я - военный преступник. Я сказал, что боролся лишь против большевиков, не сжигал города и не убивал людей. 28 февраля 1948-го меня отпустили, признали "ди-пи" и отправили в лагерь. Я все еще живу в лагере и работаю на немцев. Но большую часть времени я провожу дома, потому что у меня больной желудок.
Те из вас, кто читал изданную в 2004-м году киевским издательством "Диокор" повесть "Школа опричников", конечно же, узнали по совпадающим деталям биографии ее автора - Александра Бражнева. Но факт, что респондент действительно написал эту книгу, примерно единственный, в котором мы можем быть уверены твердо.
В разное время повесть имела разные заголовки. В интервью выше она названа "Дневник чекиста. Жатва". В архиве Б. Николаевского называется "Записки чекиста". В 1951 г. в 31 номере журнала "Посев" была опубликована как "Школа опричников". В брюссельском журнале "Родные перезвоны" в 1958 г. называлась "Под дамокловым мечом". Затем снова как "Школа опричников" публиковалась в 1991-м главами в "Литературном обозрении" и в 2004-м отдельной книгой.
Авторы предисловия считают, что
не известно настоящее имя Александра Глебовича Бражнева, поскольку он был вынужден изменить его, скрывая свое «кулацкое» происхождение. Коротко сообщаем сохранившиеся биографические данные автора, которые, по сути, являются началом его автобиографической повести «Школа опричников».
Автор родился 10 июня 1914 года в Екатеринославской губернии (сейчас — Днепропетровская область Украины). В 1924—1925 годах его семья из восьми человек переезжает на хутор около города Чугуева Харьковской области, который купил отец. Но в 1931 году семья Бражнева была подвергнута печально известному «раскулачиванию» — отец был расстрелян, мать арестована. Мальчик успел бежать в Екатеринослав, где его приютила крестная мать, передав ему метрическую выписку своего покойного сына Александра. Так появился Александр Глебович Бражнев. Для безопасности он уезжает из Екатеринослава в Харьков, там устраивается на работу на завод "Южномонтажстрой". Становится комсомольцем, его призывают в армию, где он женится на дочери комиссара части. Благодаря этому Александр продвигается по службе. Но вскоре тесть узнает о «кулацком» происхождении зятя, и Бражнева демобилизуют. Он снова отправляется работать на тот же завод в Харьков, становится активистом, кандидатом в члены партии. Вся последующая жизнь этого многострадального, но типичного для той эпохи человека, изложена им самим на страницах повести «Школа опричников».
Автор родился 10 июня 1914 года в Екатеринославской губернии (сейчас — Днепропетровская область Украины). В 1924—1925 годах его семья из восьми человек переезжает на хутор около города Чугуева Харьковской области, который купил отец. Но в 1931 году семья Бражнева была подвергнута печально известному «раскулачиванию» — отец был расстрелян, мать арестована. Мальчик успел бежать в Екатеринослав, где его приютила крестная мать, передав ему метрическую выписку своего покойного сына Александра. Так появился Александр Глебович Бражнев. Для безопасности он уезжает из Екатеринослава в Харьков, там устраивается на работу на завод "Южномонтажстрой". Становится комсомольцем, его призывают в армию, где он женится на дочери комиссара части. Благодаря этому Александр продвигается по службе. Но вскоре тесть узнает о «кулацком» происхождении зятя, и Бражнева демобилизуют. Он снова отправляется работать на тот же завод в Харьков, становится активистом, кандидатом в члены партии. Вся последующая жизнь этого многострадального, но типичного для той эпохи человека, изложена им самим на страницах повести «Школа опричников».
Это информация вполне коррелирует с гарвардским интервью, разве что в последнее добавлены животрепещущие детали вроде разжалования из капитана в сержанты. Заметим, однако, что здесь Бражнева называют "Александр Глебович", а в публикации "Русских перезвонов" и вслед за ней в аннотированном указателе " Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках" он назван
Бражнев Александр Владимирович, сержант органов государственной безопасности СССР.
Однако в материалах о диверсионных операциях на Северном Кавказе, о разведгруппе абвера 202, о 1601-м гренадерском полке и т.д. фамилия "Бражнев" не фигурирует. Возможны три объяснения этому
1) в его рассказах о военной (а возможно, и предвоенной) карьере немало преувеличений и выдумок
2) во время войны он носил другую фамилию
3) и то, и другое.
Говоря о собственном аресте в 1946-м (Меня выдал Барановский (он хотел доставить 20 ящиков и деньги Туркулу. В его личных вещах было обнаружено много ценностей.), Бражнев ссылается на известную историю с "казной генерала Власова" и ее хранителем Николаем Эразмовичем Барановским:
В сентябре 1944 года белградское ведомство для русских эмигрантов было эвакуировано в Вену. К тому моменту ценности Казны находились в 23 ящиках. Н.Э. Барановский поселился в Баварии на Тегернзее и хранил эти ящики при себе. Генерал Крейтер в ноябре 1944 года ездил в Берлин и передал все права на имущество Казны Андрею Андреевичу Власову. В мае 1945 г. Барановский выехал из Тегернзее в эшелоне с частью второй Власовской дивизии, погрузив с собой и ценности Казны. Уже в Австрии пришлось бросить поезд, так как впереди был разрушенный мост, спускаться под кручу, чтобы перейти ручей, и ждать на другом берегу, пока подадут другой поездной состав. Солдаты Власовской части переносили ящики с казной, очевидно, не зная, что в них. Один солдат уронил ящик, который разбился о камни, и из него посыпались серебряные ложки. Таким образом в эшелоне узнали, что везут клад. Барановского с женой высадили на ближайшей станции, а ящики увезли. Их нашли нетронутыми в Мюнхене уже после прихода американцев, и, в конце концов, они перешли в собственность Общественного Русского Комитета в Мюнхене...
О судьбе Казны генерала Власова говорилось и в гамбургском немецком иллюстрированном журнале «Der Stern» No.9 от 26.2.1950 на С.29. Под одной из фотографий надпись: «400 ящиков полных серебра и икон первоначально были переданы русским эмигрантам. Теперь их только 18. Драгоценности в сундуках с надписью «Власов» должны быть проданы в США. Бесподданным русским нужны деньги для жизни». (подробнее в Р.Полчанинов "Казна генералов Врангеля-Власова")
О судьбе Казны генерала Власова говорилось и в гамбургском немецком иллюстрированном журнале «Der Stern» No.9 от 26.2.1950 на С.29. Под одной из фотографий надпись: «400 ящиков полных серебра и икон первоначально были переданы русским эмигрантам. Теперь их только 18. Драгоценности в сундуках с надписью «Власов» должны быть проданы в США. Бесподданным русским нужны деньги для жизни». (подробнее в Р.Полчанинов "Казна генералов Врангеля-Власова")
Но и здесь трудно сказать уверенно, был Бражнев действительно как-то связан с Барановским или лишь читал журнал Stern.
Любопытно мнение еще одного гарвардского респондента - бывшего адъютанта и будущего биографа Власова Вл.Позднякова:
[Бражнев] не служил в НКВД. Он был просто милиционером. Он закончил милицейскую школу, в не школу НКВД. Я был в Полтаве в то же время, что и он.
В 1939-41 гг. Поздняков преподавал химическое дело в Полтавском авто-техническом училище. В "Школе опричников" о работе в Полтаве ничего не говорится - герой, не считая короткой командировки на Западную Украину, служит в Харькове.
Через все, порой противоречивые, эпизоды биографии Бражнева четко проходит лишь одна линия - паспортная. Он был паспортистом в Советском Союзе, затем подделывал документы для немцев, затем для эмигрантов. Нетрудно предположить, что и себя он не обходил. В гарвардском интервью на вопрос о дальнейших планах Бражнев отвечает: развод (в Германии он повторно женился) и эмиграция в Австралию. Вот только под каким именем его там искать?