Затем следуют две недели подвешенного состояния, дивизия продолжает двигаться на юг сначала к чешской границе, затем ее пeресекает, а немецкое командование как-то пытается с ней договориться. К примеру, 24 апреля Буняченко вызывают к командующему группой армий Шернеру, но Буняченко к нему не прибывает, при этом объясняя, что попал в автоаварию. Швеннингер возвращается в дивизию, обнаруживает, что Буняченко действительно весь перемотан бинтами, но при этом он уже ни одному его слову не верит. На следующий день Шернер пытается подбросить другую приманку, не кнут, а пряник в виде складов с продовольствием, которыми дивизия могла бы воспользоваться, если изменит маршрут движения. Но Буняченко на эту приманку не клюет. И как лапидарно фиксирует Тензеров в своем гарвардском интервью: "Дивизия была вынуждена самостоятельно добывать себе пропитание, чаще всего угрожая автоматами местному населению или нападая на магазины и склады, чтобы получить топливо и провиант".
Наконец 29 апреля, так как Магомет по-прежнему к горе не идет, сама гора в лице генерал-фельдмаршала Шернера прилетает к Магомету, держа в руках бутылку шнапса и ящик сигар. Но и тут Буняченко держится очень скрытно, не говорит ни "да", ни "нет". Говорит, что вроде бы он готов участвовать в боевых действия, но не здесь, а южнее. И в этот момент для немецких командиров становится совершенно очевидным, что сценарий, которого они опасались, осуществился: в их тылу находится ими вооруженная, ими снабженная, но совершенно неуправляемая, если не сказать настроенная враждебно, русская дивизия.
